Ночной сторож, или семь занимательных историй, рассказанных в городе Немухине в тысяча девятьсот неизвестном году - читать онлайн книгу. Автор: Вениамин Каверин cтр.№ 52

читать книги онлайн бесплатно
 
 

Онлайн книга - Ночной сторож, или семь занимательных историй, рассказанных в городе Немухине в тысяча девятьсот неизвестном году | Автор книги - Вениамин Каверин

Cтраница 52
читать онлайн книги бесплатно

— Простите, — робко начала Таня. — Я не трону ваши цветы, а червяк мне попался только один, да и то полудохлый. Я ищу Лекаря-Аптекаря. Мне сказали, что он остановился у вас.

— Ах, боже мой! Не напоминайте мне о нём, — сказал Учёный Садовод со вздохом. — Вы знаете это чувства? Человек уезжает, и вдруг оказывается, что жить без него положительно невозможно. Но я-то что! Мои цветы так соскучились по нему, что приходится поливать их по три раза в день. Сохнут!

— Где же он?

— Не знаю. Он очень торопился. Я боюсь за него, — тревожно сказал Учёный Садовод. — Мне кажется, что он просто-напросто удирал от кого-то.

Что могла сказать бедная Таня? Она поблагодарила и улетела.

Так она и не нашла бы Лекаря-Аптекаря, если бы в поле под Немухиным не наткнулась на Солнечных Зайчиков, которых Петька выпустил из бутылки. Они ещё прыгали, скользили в траве, прятались друг от друга. Заигрались! Ведь они были зайчики, а не взрослые зайцы.

— Скажите, пожалуйста, не видели ли вы Лошадь в очках? — спросила их Таня.

— Конечно, видели! — ответил самый пушистый Зайчик с самыми длинными разноцветными ушками. — Мы сидели в бутылке, бутылка лежала в сумке, а сумка висела на плече Лекаря-Аптекаря. Лекарь-Аптекарь сидел на передке за водовозной бочкой, а бочку тащила Лошадь в очках. Мы ехали в Немухин. И приехали бы, если бы Петька не выпустил нас из бутылки.

Сороки, как известно, летают медленно и даже вообще больше любят ходить, чем летать. Но Таня полетела в Немухин, как ласточка, а быстрее ласточек летают только стрижи. Вот и Немухин! Вот и аптека «Голубые Шары»! Вот и Лекарь-Аптекарь! Она опустилась на его плечо и сказала:

— Здра…

На «вствуйте» у неё не хватило дыхания.

* * *

Танин папа не беспокоился о дочке. Он был уверен, что она отправилась с пионерским отрядом в далёкий поход — так ему сказала Танина мама. Странно было только, что она не зашла проститься. Но мама сказала, что ей не хотелось будить отца, а это было уже вовсе не странно.

По-видимому, вскоре он должен был умереть — по крайней мере, так утверждали врачи, разумеется, когда они думали, что он их не слышит. Но ему всё казалось: а вдруг — нет?

— В общем, там видно будет, — говорил он себе и работал.

Он писал мамин портрет, и его друзья в один голос утверждали, что этот портрет мог рассказать всю мамину жизнь. Каждая морщинка говорила своё, и, хотя их было уже довольно много, художнику казалось, что двух-трёх всё-таки ещё не хватает.

— Сюда бы ещё одну, маленькую, — говорил он смеясь. — И сюда. А без третьей я, так уж и быть, обойдусь.

И вот однажды, когда она пришла, чтобы пожелать ему доброго утра, он заметил, что на её лице появилась как раз та морщинка, которая была нужна, чтобы закончить портрет.

— Вот теперь всё стало на место, — сказал он и поскорее принялся за работу.

Он не знал, что новая морщинка появилась потому, что мама беспокоилась за Таню, от которой не было ни слуху ни духу.

Чтобы закончить «Портрет жены художника» — так называлась картина — нужно было только несколько дней. И оказалось, что именно эти несколько дней прожить совсем нелегко. Но он старался, а ведь когда очень стараешься, становится возможным даже и то, что положительно не под силу. Он работал, а ведь когда работаешь, некогда умирать, потому что, чтобы умереть, тоже нужно время.

— Да, эта морщинка чертовски идёт тебе, — устало сказал он жене, когда кисть в конце концов всё-таки выпала из руки. — Никогда ещё ты не была так красива.

Союз художников объявил, что первого мая откроется его выставка, и до сих пор он всё развешивал свои картины — разумеется, в воображении. А теперь перестал.

— Завещаю вам пореже трогать бородавку на вашем толстом носу, — сказал он доктору Мячику. — В конце концов это ей надоест, она сбежит от вас, а без бородавки, имейте в виду, ни один пациент вас не узнает.

Он ещё шутил!

— Пожалуй, «Портрет жены художника» придётся назвать портретом его вдовы, — сказал он друзьям.

Это тоже была ещё шутка.

С каждым часом ему становилось всё хуже.

— Может быть, мне станет легче от клюквы? — спрашивал он жену. — Или от ежевики?..

— А не попробовать ли нам черничного киселя? — спрашивал он, когда не помогли ежевика и клюква.

У него было так много учеников и друзей, что, когда Смерть вошла в комнату, она должна была проталкиваться сквозь толпу, чтобы добраться до его постели.

— Извините, — говорила она вежливо, — я вас не толкнула? Не будете ли вы любезны посторониться? Благодарю вас.

Друзья расступались неохотно, и она опоздала — не надолго, всего лишь на несколько минут. Но этого было достаточно: чёрно-белая птица с раздвоенным длинным хвостом мелькнула за окнами, и в открытую форточку влетел пузырёк, на котором было написано: «Живая вода».

— А, наконец-то! — сказал доктор Мячик. — Ну-ка, дайте мне столовую ложку.

Смерть ещё проталкивалась, но уже не так решительно, как прежде.

— Виновата, — говорила она слабеющим голосом. — Посторонитесь, господа. Что же это, в самом деле, такое?

— Боюсь, что вы опоздали, сударыня, — сказал ей доктор. — Если не ошибаюсь, вам здесь нечего делать.

Это было именно так.

Танин папа выпил ложку живой воды, и Смерть остановилась, хотя была уже в двух шагах от постели. Он выпил вторую, и она попятилась назад. Он выпил третью, и Смерть вышла из комнаты. Она спускалась по лестнице с достоинством, как и полагается почтенной особе, привыкшей к тому, что в конце концов она берёт своё, хотя подчас и приходится подождать денёк или годик.

Сороки

Таня вернулась в Лихоборы — что ещё могла она сделать? С каждым днём она всё больше привыкала к мысли, что она не девочка, а сорока. В общем, сороки понравились ей.

«Симпатичные, в сущности, люди, то есть птицы, — думала она. — Правда, не очень умны, зато доверчивы, а ведь и это немало».

Плохо было только одно: они воровали всё, что попадалось на глаза. Но не вообще всё, а только то, что блестело. Почти в каждом гнезде лежали золотые и серебряные колечки, цветные стёклышки, которыми девочки играют в классы, брошки, серьги и запонки. Это было неприятно. Даже Белая Ворона, гордившаяся тем, что она была ворона, тоже время от времени возвращалась домой с какой-нибудь хорошенькой блестящей вещичкой. И Таня просто не могла понять, как такая почтенная, всеми уважаемая женщина может спокойно принимать гостей в украденных серёжках.

— Шакликрак, — однажды сказала ей Таня.

Это значило: «Извините, тётя, но я не понимаю, неужели это приятно, воровать?»

Белая Ворона неодобрительно пожала плечами.

Вернуться к просмотру книги Перейти к Оглавлению