Александр I. Самодержавный республиканец - читать онлайн книгу. Автор: Леонид Ляшенко cтр.№ 27

Скажем, П. А. Строганов необычайно резко оценивал возможности и уровень развития первого сословия. «Дворянство у нас, — писал он с досадой, — состоит из множества людей, которые… не получили никакого воспитания и все мысли которых устремлены на то, чтобы видеть только волю императора. Этот класс — самый невежественный, самый ничтожный, самый тупой. Вот приблизительная картина того дворянства, которое живет в деревнях». Не лучше, с его точки зрения, обстояло дело и со служилым дворянством. «Хотят, — продолжал Строганов, — чтобы сословие, совершенно лишенное общественного духа, начинало бы дело, требующее именно общественного духа, умелой последовательной политики и смелости. В стране с деспотическим режимом — читал я где-то — изменения значительно более легки и менее опасны, так как они зависят от воли одного лица, за которым все остальные следуют, как бараны» .

С ним абсолютно не соглашался Михаил Леонтьевич Магницкий, тогда еще либерал и приверженец Сперанского. В ноябре 1808 года он представил Александру I записку о важности общественного мнения, где подчеркивал, что «не дерзкие общественные говоруны потрясают государства, их потрясает общественное мнение и люди, им управляющие» . Когда же в российском обществе начались противоречия по политическим проблемам? Пожалуй, различные его группы неодинаково отнеслись уже к факту создания министерств. Так, приверженцы традиционных порядков считали министерства «презрением и неуважением к закону», а указ о «вольных хлебопашцах» расценивался ими как ограничение поместной системы и создание независимого конкурента дворянству в виде свободного крестьянина.

Группировка убежденных консерваторов, противостоявших «дней Александровых прекрасному началу», остро реагируя на возможность преобразований, сформировалась раньше, чем кружки либералов и тем более радикалов. Это и понятно: последним не надо было противостоять задумкам хозяина Зимнего дворца — наоборот, они приветствовали его начинания, а потому не ощущали необходимости в немедленной самоорганизации. Таким образом, либерализм задумок государя породил реальный консерватизм Александровской эпохи. Если попытаться перечислить видных деятелей консервативного лагеря, то к ним необходимо отнести вдовствующую императрицу Марию Федоровну, великого князя Константина Павловича, великую княжну Екатерину Павловну, Александра Семеновича Шишкова, Александра Андреевича Беклешова, Дмитрия Павловича Рунича, Гаврилу Романовича Державина, Александра и Алексея Борисовичей Куракиных, Николая Михайловича Карамзина.

Именно Карамзин сделался идеологом тверского салона Екатерины Павловны, а позже стал считаться отцом русского консерватизма. Еще в оде «Историческое похвальное слово Екатерине II» (1801), переданной молодому императору через Д. П. Трощинского, он изложил свою политическую программу. То есть уже тогда Карамзин пытался играть роль наставника монарха. Собственно, эту программу можно выразить одной фразой: «Всякие гражданские учреждения должны быть согласованы с характером народа; что хорошо в Англии, то будет дурно в другой стране» .

Екатерина Павловна познакомилась с Карамзиным в 1809 году и тут же пригласила его в Тверь, где поселилась, выйдя замуж за принца Ольденбургского. У «тверской полубогини» имелись свои расчеты: ненавистному ей Сперанскому необходимо было противопоставить не менее крупную фигуру, и Карамзин подходил на эту роль как никто другой. Он выступил против Михаила Михайловича именно тогда, когда тот работал над «Введением к уложению государственных законов». В ответ на проект государственного секретаря Екатерина Павловна попросила Карамзина написать специальную записку, предназначенную Александру I, с изложением политических позиций консерваторов, подкрепленных убедительными историческими примерами. В марте 1811 года «Записка о древней и новой России в ее политическом и гражданском отношениях» была представлена монарху, но встречена им весьма прохладно. Свидетельствам современников на этот счет можно полностью доверять, ведь взгляды Карамзина, изложенные в «Записке», шли вразрез с позицией Александра Павловича и политической практикой, защищаемой им в те годы.

Интересно и показательно, что уже через пять лет, в 1816-м, награждая историографа лентой ордена Святой Анны, император сказал, что делает это не столько за его «Историю государства Российского», сколько за «Записку о древней и новой России» . Положим, с «Историей» более или менее понятно: Александру, одному из немногих российских монархов, понадобилась история (ее важность как инструмента государственной политики предчувствовала еще Екатерина II). Поэтому карамзинская «История государства Российского» появилась очень вовремя и далеко не случайно. История, по мнению монарха, должна быть зеркалом великих дел, которое постоянно предоставляло бы читателю образцы для подражания и «средства достигнуть славы, ими предполагаемой, или превзойти оную». А вот что именно могло понравиться Александру Павловичу в программном документе Карамзина — это вопрос. Посмотрим, каковы были основные позиции консерваторов, изложенные в «Записке».

Отдав вначале должное способностям и образованию Александра I, Карамзин намечает два возможных пути его царствования: следование образцам, выдвинутым Павлом 1, или восстановление разрушенной им системы Екатерины II. Таким образом, в «Записке» нет и речи о собственном пути Александра. Далее в ней критикуется внешняя политика, проводимая Россией в первые годы XIX века, в частности, говорится, что российский монарх сделался слепым орудием в руках Наполеона. Карамзин отмечает экономические и политические потери, связанные с разрывом Петербурга с Лондоном, критикует образование герцогства Варшавского и даже протестует против присоединения Финляндии.

Однако главный удар в «Записке» направлялся против внутриполитических мероприятий молодого монарха. Историограф не мог простить ему отказа следовать курсом, проложенным Екатериной II и выдержавшим, по его мнению, проверку 34-лет-ней практикой. Все начинания первого десятилетия XIX столетия виделись Николаю Михайловичу незрелыми и не соответствующими российским традициям; в частности, поднимаемый Зимним дворцом вопрос о варварстве крепостного права представлялся ему надуманным и чрезвычайно опасным. «Мне кажется, — пишет Карамзин, — что для твердости бытия государственного безопаснее поработить людей, нежели дать им не вовремя свободу, к которой надобно готовить человека исправлением нравственным».

Историограф ставит царя выше закона и утверждает, что не бояться государя — значит не бояться и закона. При этом, защищая самодержавие, он не забывает и об интересах дворянства — «братства знаменитых слуг великокняжеских и царских». С неменьшей энергией Карамзин отстаивает и позиции духовенства, второго столпа, поддерживающего трон, резюмируя: «Дворянство и духовенство, Сенат и Синод как хранилища законов, над всеми государь, единственный законодатель, единственный источник властей — вот основание Российской монархии, которое может быть утверждено или ослаблено правилами царствующих» . Таким образом, Карамзин задолго до Сергея Семеновича Уварова сформулировал собственную триаду: самодержавие, православие, отечество. При этом отношение Александра I к Николаю Михайловичу всегда оставалось настороженным, близости между ними так и не возникло. Чтобы понять причины этого, придется поближе познакомиться со взглядами Карамзина.