Рыбак сжал кулаки. Белая кожа на костяшках натянулась почти до скрипа.
— Продолжайте.
— Когда Галя вошла в каморку дяди Еси и попыталась растормошить его, из шкафа выскочил человек, облаченный в костюм дьявола, и погнался за ней, — вспомнив об этом, Герман побледнел. Подумать только, если бы не они с Ральфом! — На ее счастье, мимо проходил я. Видите ли, я часто выгуливаю там свою овчарку. Преступник — я уверен, что это был он, — поспешил скрыться.
Рыбак отвлекся на несколько минут, наблюдая, как санитары уносят тело.
— Все описал? — Он взял из рук коллеги шкатулку с драгоценностями. — Выходит, это он… А вы, вы как вышли на Митина?
— Галя вспомнила: Юрий пытался за ней ухаживать, при этом интересовался, нет ли у нее антикварных вещей, оставшихся от бабушки и деда, а потом, поняв бесплодность попыток, переключился на Татьяну — так говорили в фирме. Именно его Галя встретила возле дома Лазаревой, когда пришла к ней с перстнем за документами. Прибежали к нему — и вот…
— Больно хитроумно, — отозвался Рыбак. — Создать такую комбинацию ради получения какого-то перстня и угробить несколько человек… Почему бы не напасть на Галину? Не проникнуть в ее квартиру и не обокрасть?
— Не знаю, — откровенно выдохнул доктор. — Возможно, Митин старался совершить идеальные убийства. Он науськал Лазареву, чтобы она отправила на тот свет Аркадия. Вы ведь не будете утверждать, что та липа, которую подписал Качурин, чтобы закрыть дело, не лезет ни в какие ворота? — Он вдруг расхохотался. — Жена аллергика кушает апельсины в его кабинете и пьет потом из его кружки… Правда, затем она все помыла и проветрила, но в кружке почему-то все равно осталась смертельная доза, от которой шеф и отдал концы. Знаете, когда я это услышал, мне вспомнилась одна серия фильма «Улицы разбитых фонарей». В ней конец квартала заставил прокурора подписать полную чушь для закрытия дела. У вас что, тоже конец квартала?
Рыбак изучил носок ботинка, выпачканный в белой пыли.
— Эта липа влетела Ирине Шлитман в копеечку, — объяснил он, выпустив воздух толстыми губами. — Я поинтересовался, почему она не захотела давать ход делу. Видите ли, эти супруги давно жили сами по себе. Он менял любовниц, она — любовников. Возможно, они давно бы разбежались, но их удерживал отец Ирины Александровны. Фирма фактически его, но записана на дочь. Аркадий превосходно вел бизнес, и старик пугал супругов тем, что все отберет, если они разбегутся. Теперь дед уже ничего не сделает — он мирно и тихо умирает в хосписе, дорогом, правда. Последний любовник Ирины, молодой альфонс, торопит ее с продажей фирмы — ему не терпится прогулять денежки где-нибудь на Канарах. Вот и пришлось ей за закрытие дела подписать такие показания. Бедняжка!
Я видел этого альфонса. Обдерет ее как липку и выкинет.
Герман пожал плечами:
— Это дело Ирины Александровны.
— Да, это дело Ирины Александровны, — Рыбак оторвался от подоконника. — Ладно, пусть все так и было, как вы рассказываете. Мне хочется верить, что мы нашли преступника, который, вероятно, от волнения заработал сердечный приступ. Только в деле все равно много нестыковок. Почему Лазарева не дождалась вашу подругу, если ее любовнику нужен был перстень? Почему Юрий больше не предпринимал попыток каким-то образом добраться до перстня через Галину? Не успел? — Он обвел комнату пристальным взглядом.
— Мне кажется, это можно объяснить тем, что многие знали: Митин ухаживает за Лопатиной, — ответил Боростовский. — Галя могла рассказать хотя бы бывшему мужу, с которым иногда перезванивается: Юрий интересуется драгоценностями их семьи. Он не хотел быть подозреваемым. Потому и ухаживал за Татьяной тайно, вместе их никто не видел. Одно дело — сплетни, и совсем другое — свидетели.
— Может, и так, — не стал спорить оперативник и протянул руку. — Вынужден с вами попрощаться. Знаете, смерть Митина не дает мне покоя. С чего это вдруг его сердце остановилось? Вы последите за своей подругой на всякий пожарный, побудьте ее телохранителем. Если я выясню, что смерть не криминальная, ваша девушка может расслабиться.
— Хорошо, — пообещал Боростовский, пожав холодную вялую руку рыбообразного оперативника. — Вот моя визитка. Позвоните, пожалуйста, когда все выясните.
— Обязательно, — Рыбак глотнул воздух, действительно походя на рыбу, выброшенную на берег, и, пропустив вперед Галю и Боростовского, стал опечатывать дверь. Герман взял девушку под руку и вывел на воздух.
— Что он сказал? — Лопатина дрожала, как осиновый лист.
— Надо выяснить, отчего умер Юрий, — отозвался Боростовский, массируя затылок. Он подумал, что чертовски устал за этот день, и хотел есть. Скорее домой, прогуляться с Ральфом, а потом погрузиться в сон. Помогая девушке садиться в машину, Герман почувствовал, как кружится голова. «Надо ехать как можно осторожнее», — решил он, и до его дома они добирались сорок минут. Тоже уставшая, Лопатина задремала на сиденье. Когда Боростовский, остановив машину, тронул ее за плечо, Галина дернулась:
— Приехали?
Непослушные ноги не хотели идти, и Герман почти донес ее на руках и опустил в кресло.
— Ложись спать, — он не запирал дверь, возле которой крутилась собака, и девушка, зевнув, спросила:
— Ты куда?
— Сейчас погуляю с Ральфом, потом лягу спать, чтобы завтра утром быть во всеоружии, — пояснил Герман. — Что-то подсказывает, что Рыбак поторопит судмедэксперта и мы все выясним завтра. С завтраком не суетись, спи, тем более завтра воскресенье. Думаю, к обеду я уже улажу все дела, ужас закончится, и мы сходим в ресторан. А до моего звонка сиди смирно и никуда не выходи.
— Ничего не делать тоже плохо, — пожаловалась Галя.
— Отдыхай, отдых — лучшее лекарство, это я тебе как врач говорю, — улыбнулся Боростовский и кликнул Ральфа. Тот вышел в прихожую. — Ложись, — еще раз посоветовал доктор. — Я знаю, что беспокойство сильно утомляет. Но, поверь, осталось немного. Я сделаю все, чтобы мы забыли об этом как о страшном сне. Потерпи.
— Я потерплю, — обещала Галя. — Возвращайся скорее. Находиться вечером одной как-то жутко.
— Мы скоро вернемся, — пообещал Герман.
— Буду ждать.
Он потянулся к ней, будто хотел поцеловать, но в последнюю минуту отпрянул, словно раздумав или побоявшись. Она не была его женщиной, и он не знал, имеет ли право на такие вольности. Когда за ним захлопнулась дверь, Галя опустилась на стул. На душе было грустно и тревожно. Раздавшийся в тишине звонок мобильного испугал ее, и девушка дернулась на стуле, как заводная кукла. Кто мог звонить в такое время? Дрожавшими от волнения руками она поднесла дисплей к глазам. Славик! Господи, она уже и забыла про бывшего мужа.
— Здравствуй, — быстро проговорил он. — Не разбудил?
— Нет, только собираюсь ложиться, — неожиданно для себя Галя обрадовалась ему, словно старому знакомому из того времени, когда у нее все было хорошо. — Как дела?