Медикус и пропавшие танцовщицы - читать онлайн книгу. Автор: Рут Дауни cтр.№ 67

Солнце просвечивало сквозь листву, отбрасывало танцующие блики на синий плащ девушки, что мелькал впереди. Рус прибавил шагу, перешагнул через очередную сухую ветку и начал нащупывать правой рукой висящий на поясе нож.

Ножа не было.

Только пояс, подхватывающий мешковатые шерстяные штаны. Он принялся ругать себя за то, что оставил ножны в портняжной мастерской, и тут вдруг увидел, что тропинка выходит на поляну. Впереди — высокая трава, залитая лучами солнца. А вон и синий плащ, свисает с ветки дерева. Самой же девушки видно не было.

Рус сошёл с тропинки и спрятался за толстым стволом дерева, увитым плющом. Затаил дыхание и стал прислушиваться, надеясь уловить звук шагов. Напрасно. Тогда он выглянул из-за спутанных веток плюща и обозрел поляну.

Трава. Кусты. Пышные заросли папоротника. Плащ, слегка колышущийся на ветру. По поляне пролегали две тропинки, но он не думал, что девушка успела так быстро уйти по одной из них незамеченной. Никакого движения в траве и листве не наблюдалось. Никаких признаков того, что на поляне находится кто-то ещё. Он бы услышал, если бы Тилла поздоровалась со своим знакомым. Маньяк вряд ли мог бы напасть на неё незамеченным. Ведь эта девушка собиралась оглушить легионера ударом суповой миски по голове. Должно быть, прячется где-то, поджидает того, с кем должна встретиться. Или же она всё-таки заметила Руса и надеется, что просидит в укрытии достаточно долго, ему всё это надоест — и он уйдёт.

Откуда-то с другого конца поляны доносилось журчание лесного ручья. Оставалось надеяться, что терпение Тиллы быстро иссякнет. На дежурстве ему надо быть к семи вечера, а теперь, должно быть, перевалило за полдень.

По поляне прыгала чёрная птица с жёлтым клювом. Медленно и осторожно, стараясь производить как можно меньше шума, Рус изменил позу, выпрямил затёкшие ноги. Птичка как ни в чём не бывало продолжала поклёвывать что-то в траве. Никаких других движений и перемещений не наблюдалось.

Сидя у ствола дерева в окружении густого подлеска, Рус вдруг подумал, что преследование любого местного обитателя, к тому же в глухом лесу и без оружия, ничем хорошим закончиться не может. Это неразумно и крайне опрометчиво с его стороны. Дорога далеко, никто его криков не услышит. Если вдруг откуда ни возьмись появится не один, а сразу несколько вооружённых мужчин, ему с ними не справиться.

Наверное, именно поэтому голос так напугал его. Впрочем, всего на секунду, как позже уверил Гай сам себя. Нет, всего лишь на секунду показалось, что он слышит воинственный клич дикаря, готового разорвать его на мелкие кусочки. Или же то был голос некоего призрака, явившегося отнять у него душу и скрыться с ней в глубине чащи. Впрочем, опомнившись от секундного приступа страха, он тут же понял, что звука этого бояться не стоит. Разумом он понимал это, а сердце продолжало колотиться как бешеное, словно он спасался бегством от стаи голодных волков, а не сидел, привалившись спиной к стволу дерева и слушая пение женщины.

Тилла пела и у него на кухне, но это было совсем другое. Здесь, в лесу, она сперва издавала пронзительный и вибрирующий звук, затем тон постепенно понижался. В звучном голосе появлялось придыхание и ещё — некий странный оттенок интимности. Рус осторожно выглянул из-за дерева сквозь листву. Теперь он видел её на поляне. Вроде бы одна. Он недоумённо нахмурился, затем понял, что девушка, должно быть, стоит в каком-то углублении, за пышными ветвями папоротника, в дальнем конце поляны. Здоровая рука поднята к небу. Лицо мокрое, блестит от воды. Потемневшие пряди волос липнут ко лбу. Глаза закрыты. Выражение самое сосредоточенное. Похоже на экстаз. Рус вздохнул. Его рабыня отправилась в лес на встречу не с любовником, а с богом.

В воздух поднималась тонкая струйка дыма. Его мучили вопросы. Как умудрилась Тилла развести огонь посреди этого сырого леса, что именно несла она сюда в корзине? Очевидно, теперь он может добавить к списку её грехов ещё и хищение из дома растопки.

Песня тем временем не смолкала. Было в ней нечто варварское и одновременно — прекрасное. Порой Русу казалось, что он узнает мелодию, но она тут же менялась, ломалась, превращалась в другую. Он уловил повторы отдельных отрывков, они казались бесконечно заунывными, наползали друг на друга, а потом вдруг сменялись совершенно новым напевом. Вот ещё один взрыв пронзительно высоких вибрирующих звуков, а потом голос вдруг срывается до хрипоты, и слышна в нём дрожь, от которой мурашки бегут по коже. Впрочем, часть мелодии была узнаваемой: Гай слышал её на кухне.

Рус отошёл за дерево и осмотрел промокшие штаны. Мало того, они ещё и порвались в нескольких местах, там, где зацепились за сучки. Края штанин отяжелели, сплошь залепленные грязью. Он с горечью оценивал нанесённый обновке урон, как вдруг на носок сандалии спланировал жук. Рус слегка пошевелил ногой. Жук развернул крылышки, тяжело взлетел и спрятался под листом.

Пение всё продолжалось. Внезапно ситуация показалась Русу знакомой. Подобные ощущения он обычно испытывал во время поэтических выступлений после званых обедов. Стоило какому-нибудь доморощенному поэту прочесть первые несколько строк, и ему начинало казаться, что время навеки остановилось, что это проклятое представление будет продолжаться всю ночь.

Тилла же явно вошла во вкус и собиралась продолжать в том же духе до бесконечности.

Порой Рус даже испытывал нечто похожее на зависть к людям, которые способны ощутить счастье и покой во время религиозного обряда. Самому ему это было не свойственно. Взять, к примеру, пациентов, свято верящих в своё выздоровление даже в самых безнадёжных случаях. Однажды какой-то мужчина предложил помолиться за его, Руса, душу, когда тот ампутировал ему два пальца на ступне. И, хотя он зачастую сомневался в Эскулапе, почти не верил в Юпитера и ему подобных, а также питал невысказанное презрение к так называемой божественной сущности императоров, в ценность самой религии Рус верил свято. Если не считать истории с одним зодчим, которого пришлось привязать к койке, чтобы не сбежал и не бросился головой вниз с акведука: тот вдруг уверовал в свою способность летать. И всё же самые безумные из верований казались Русу менее вредными, нежели усилия разоблачить их беспочвенность. И если б Тилла попросила, он бы, безусловно, разрешил ей молиться своим богам. Но просить она не стала, и вот теперь он стал свидетелем самого дерзкого и откровенного неповиновения, с которым только доводилось сталкиваться при общении с рабами. Рус простил ей нападение с миской супа: ведь она намеревалась оглушить другого человека. Варка мерзопакостных снадобий на кухне была свидетельством её безграмотности. Злого умысла в этих поступках не просматривалось. Теперь же он просто обязан — впервые в жизни — серьёзно и примерно наказать её.

Вот только он не знал, как именно. Клавдия в подобных случаях имела привычку хватать первый попавшийся под руку предмет — ложку, расчёску, туфлю. Может, использовать ремень? Придётся снять его вместе со штанами, всё равно в них страшно неудобно. А она всё пела и пела.

Он уже высвободил из штанины одну ногу и пытался протащить вторую вместе с сандалией, как вдруг что-то упало ему на голову и зашевелилось в волосах. Здравый смысл тут же оставил Руса.