— Да. Первый оказался никуда не годным, — ответил Илар, наслаждаясь его обеспокоенным видом.
— Я хочу вызволить его, — сказал Серегил. — Может ли хоть что-то склонить тебя на мою сторону?
— О боже, ты непостоянен, как морской бриз, — съязвил Илар: — И с чего бы мне заключать с тобой сделку?
— Никаких сделок, — ответил Серегил: — Я готов пойти на всё, что захочешь — на любую пытку, какую ты придумаешь, только не позволяй убить его.
— Должно быть, ты считаешь меня совершенным глупцом, хаба. Уверяю тебя, я не дурак. Я знаю, что в ту же секунду, как я повернусь к тебе спиной, ты снова попытаешься придушить меня или сбежать. И скорее всего вместе с ним.
— Думаешь, я смог бы оставить Алека подыхать здесь?
Илар задумался на мгновение.
— Полагаю, что нет, но мне действительно трудно поверить в твою столь внезапную перемену ко мне.
— Клянусь тебе, Илар… илбан. Любовью, которую ты когда-то испытывал ко мне, и любовью, которую я испытываю теперь к Алеку.
— Наши с тобой слова ничего не значат, хаба.
Серегил собрался с духом, запрятал подальше свою гордость и пополз к Илару на четвереньках, роняя одеяло.
— Это что ещё такое?
Серегил замер возле него, целуя ногу, обутую в туфлю, и так и остался стоять, прижавшись к ней лбом:
— Возьми мою жизнь в обмен на его, илбан. Прошу, умоляю, моя жизнь — за его.
Илар схватил Серегила за волосы, больно впившись пальцами в его затылок.
— Берегись, хаба. Я беспощаден, если ты предаешь меня.
— Мою жизнь за его, — снова прошептал Серегил.
— Ты же знаешь, что он не принадлежит мне. Как я могу его спасти?
— Но твой хозяин слушает тебя. Пока Алек остается в живых, я буду служить тебе.
— Ты в любом случае станешь служить мне.
— Я буду служить безропотно.
— Очень интересная мысль, хаба, и я, пожалуй, подумаю над этим.
Он отпустил Серегила и пнул его от себя подальше, затем грубо сказал:
— Пошел вон, от тебя дурно пахнет.
Серегил отполз с самым смиренным и обреченным видом.
Илар постоял немного, и Серегил ощутил на себе его пристальный взгляд, полный подозрений, но Илар был явно заинтригован.
— Ладно, посмотрим.
Обернувшись к слугам, он проговорил на их языке:
— Вымойте его и приберитесь в комнате. Не дай бог с ним что-то случится, шкуру спущу!
Они молча смотрели на него, пока Илар не скрылся из их поля зрения, затем один прорычал своему напарнику:
— Ну и высокомерный же сукин сын! И что он о себе возомнил, командует тут? Во имя Сакора, хотелось бы мне поставить его на место раз и навсегда.
— Да ладно, хватит болтать, — вздохнул второй, оттолкнув его и принявшись собирать грязную постель: — Граф Ихакобин тут же выпорет и продаст тебя, посмей ты коснуться хоть пальцем его любимого раба-фейе, да ты и сам это знаешь. Скоро этот подлиза станет свободным и устроится получше нас с тобой. Так что попридержи свой норов и обожди: скоро он отсюда исчезнет.
Он наклонился над Серегилом и сморщил в отвращении нос:
— Зато этот не кажется таким уж высокомерным и властным, как думаешь?
Другой засмеялся, подходя поближе и вздернув за волосы голову Серегила. Серегил, уже уставший от подобного обращения, был вынужден терпеть.
— А он не так уж плох для фейе. Только глянь, какие глазки!
— И губки тоже, — пробасил другой, многозначительно почесав промежность.
— Как думаешь? Он не нажалуется Кениру?
Серегил изо всех сил старался держать себя в руках, не подавая виду, что понял хоть слово. Но когда один из них начал развязывать тесемки своих коротких штанов, всё стало ясно и без слов. От Серегила тоже не требовалось словесного ответа. Он оскалил зубы и с явным вызовом проскрежетал ими.
Второй слуга рассмеялся:
— Да оставь ты его в покое. Надо ли так напрягаться и пороть его? А я думаю, он хочет показать, что без этого не сдастся. Лучше заставь старую каргу спуститься помыть его. Она так о нем волновалась, когда его посадили сюда.
Они потешили свою душу, забрав его постельные принадлежности и оставив нагишом трястись от холода на голом полу. Томясь ожиданием, он растирал себе руки и ноги. Ему следовало быть с ними очень осторожным. Как бы ни ненавидели они Илара, мучить Серегила явно доставляло им удовольствия больше.
Они скоро возвратились вместе с Зориель и несколькими слугами. Серегил обрадовался, увидев, что они принесли с собой небольшую лохань и ковш для воды, а также свежее белье.
Вода оказалась ледяной, но он так истосковался по ванне, что был счастлив даже услышать бормотание Зориель:
— Ну вот, теперь я рядом и всё будет хорошо, сынок. Только полюбуйтесь на это: кожа да кости!
— Мой хозяин не столь добр, как Ваш, — ответил Серегил с кривой усмешкой, вздрогнув, когда она провела по его спине жесткой тряпкой.
— Я слыхала, ты чуть не придушил его, — прошептала она, наклонившись поближе: — некоторые из нас вдоволь потешились этим, причём не только рабы.
Она вылила ковш холодной воды на его голову и принялась намыливать волосы, громко причитая:
— Разве тебе не известно, кто такой Кенир? Он — фаворит господина и скоро станет вольноотпущенником. Ты будешь принадлежать ему, так что тебе лучше обучиться хорошим манерам.
Серегил фыркнул и ничего не ответил. Он поглядел на стражей, чтобы удостовериться, что им не до них, затем пробормотал:
— Это Вы прислали ко мне ту женщину, катмийку?
— Да, я. До меня дошел слух, что тебя убили, но она сказала, что видела, как тебя волокли сюда. У неё больше свободы в доме, чем у меня.
— Она Ваша подруга?
— Думаю, уже можно назвать её этим словом. Известно, чтобы сойтись с катмийцем, нужно какое-то время. Большинство из них остаются холодны, как горы в их фейтасте, к тому же они очень лукавы. Но она быстро поняла, что не лучше остальных, едва здесь появился этот.
— Кенир, Вы хотите сказать?
— Кто же еще? Он, этот коварный пес. Так мягко стелется перед илбаном, но совсем другое дело мы, не достойные и носка его ботинка.
— Ну да, он всегда был таким.
Она на минуту прервала мытьё и прошептала:
— Он говорил, что знал тебя раньше, но я поначалу не верила ему. Так он и правда устроил, что ты попал сюда и стал рабом, как и он сам?
— Он сделал это, чтобы выбраться самому. Вашему илбану был нужен не я, а мой друг. Вы не видели его?