Почти нормальная семья - читать онлайн книгу. Автор: Маттиас Эдвардссон cтр.№ 43

Я попыталась изобразить на лице интерес. Возможно, это просто прием – поговорить о чем-то личном. Она желала создать непринужденную атмосферу.

– А ко мне какое все это имеет отношение? – спросила я. – Ради этого меня забрали с работы?

– Сожалею, но это было необходимо.

Агнес Телин внимательно оглядела меня. Я ощущала, как тревога змеей извивается в животе. Тошнота сменилась чем-то другим – грозным предчувствием, холодным, жгучим страхом.

– О чем речь? – спросила я.

– Ты не могла бы рассказать, что ты делала вчера?

– Работала. Я работала до самого закрытия. Затем мы пошли на Главную площадь и поужинали. Выпили вина, поболтали.

– Кто – мы?

– Я и еще несколько коллег.

Агнес Телин щелкнула ручкой и сделала отметку в своем блокноте.

– Когда это было?

– Мы закрываемся в семь. Рабочее время до девятнадцати пятнадцати.

Агнес Телин спросила, как долго мы просидели в кафе на площади.

– Не знаю, как долго просидели другие, но я пробыла там несколько часов. Думаю, было около половины одиннадцатого, когда я ушла.

– Что ты делала потом? – спросила она, не прикасаясь к ручке.

– Я… я села на велосипед.

Я попыталась вспомнить точно, как все это было:

– Сначала я поехала в бар «Тегнерс». Там я взяла себе сидра в баре, но никого из знакомых не увидела. Потом я провела некоторое время в… «Инферно», или как оно там называется. Оно находится наискосок от городской библиотеки.

– «Инферно»? Это тоже бар?

– Да.

– Сколько ты выпила?

Агнес Телин говорила таким же тоном, что и мой отец. И взгляд у нее был такой типично родительский. Когда они утверждают, что просто волнуются за тебя, но на самом деле ты их чертовски бесишь.

– Не очень много. Утром мне надо было на работу.

Она взглянула на меня так, словно я лгу, и я почувствовала себя оскорбленной.

– Это правда. Алкоголь – это не мое.

Мне вспомнились слова папы. Он говорит, что лгать трудно, что большинство людей выдает себя. Долгое время я считала, что он не прав. Раз за разом мне удавалось доказать обратное. Мне вовсе не трудно лгать. Люди вообще очень доверчивы, как я думала.

А потом я поняла, что все, вероятно, как раз наоборот и папа прав. Возможно, народ вовсе не так легко покупается на любую ложь. Просто я исключительно талантливая лгунья.

Теперь я знаю, что так оно и есть.

Когда я была маленькой, папа был моим героем. Сильнее Пеппи, умнее Супермена, отважнее Рони.

Однажды в детском саду Шапка-Ниссе стал смеяться над моим папой. Мы называли его Шапка-Ниссе, потому что он круглый год ходил в шапке. Он громко объяснил всем, как это странно – что у меня папа пастор.

Я толкнула Шапку-Ниссе так, что он упал спиной назад и разбил себе голову о полку. Папа ругал меня, когда услышал об этом. Разумеется, никто не рассказал ему, из-за чего вышла ссора, – а только то, что у меня был приступ ярости и я так толкнула мальчика, что его пришлось везти в больницу. Я тоже ничего не рассказала.

Я всегда надеялась, что папа все поймет сам. Мне было так важно, чтобы ничего не нужно было объяснять. Возможно, у меня какой-то дефект, другие относятся к этому не так, но мне всегда казалось позорным, когда меня призывают к ответственности за то, какая я есть.

Каждый раз, когда папа не понимал меня, я испытывала разочарование и мы все больше отдалялись друг от друга.

По иронии судьбы именно те качества, которые я унаследовала от папы, раздражали его сильнее всего.

Вот задачка прямо для тебя, Ширин!

Психологи любили нашу семью. Пастор, адвокат и ребенок с девиантным поведением. Мы могли бы стать прекрасным примером в их учебниках.

Однажды в гимназии Бим, наша классная, наорала на весь класс за то, что у нас слишком много точек зрения. «Так типично для вашего поколения! – кричала она. – У вас обо всем есть масса мнений!»

Подозреваю, что куда проще было раньше, когда молодежь молчала в тряпочку и слушалась. Я такой никогда не была и никогда не стану. Думаю, не имеет значения, на какое время выпала моя молодость – на восьмидесятые годы или на нынешние.

Когда я вспоминаю все эти бесчисленные встречи на отделении детской психиатрии, то понимаю, что некоторые любители покопаться в чужих мозгах испытывали своего рода самодовольное злорадство. Должно быть, им доставляло особое удовольствие заглянуть в жизнь внешне вполне успешной семьи – мамаша-адвокат, которая иногда появляется в телевизоре, и пастор, боже мой, пастор! Подумать только – засунуть нос в самые грязные уголки нашей безупречной жизни. Возможно, именно этого им не хватало, чтобы вынести собственное убогое существование в задрипанной психиатрической клинике.

А вот интересно, как Ширин? Она выглядит не так, как те, – она не такая, какими я помню их.

Было время, когда я сама мечтала стать психологом. Мне кажется, я вижу людей насквозь и понимаю то, в чем они сами не отдают себе отчета. Я хорошо разбираюсь в людях. Если до конца честно, то не только я так думаю – люди мне не раз это говорили. Ко мне обращались со всевозможными проблемами – семейные неурядицы, вялый, нерешительный бойфренд. Я знаю людей, умею их анализировать.

В девятом классе мы ходили на день открытых дверей в гимназии «Катте», «Спюкен» и «Польхем». Других я для себя не рассматривала.

В «Катте» перед нами выступали двое парней с зализанными назад волосами и застегнутыми доверху рубашками, которые рассказывали о направлении «обществоведение». Когда я сказала, что мечтаю стать психологом, они расхохотались.

– Ты знаешь, что поступить на психологию практически невозможно?

Это был удар прямо в лицо.

На следующей неделе специалист по профориентации подтвердила, что для поступления на психологию надо иметь высший балл по всем предметам. Во всех университетах это одно из самых популярных отделений. Может быть, мне стать «специалистом по персоналу»? Это типа почти то же самое.

Наверное, именно тогда я решила задвинуть учебу в гимназии. Поняла, что игра не стоит свеч.

Сколько народу среди моих знакомых потратили три года, вкалывая, как рабы на галерах, чтобы на выходе получить самые заурядные оценки. Они отказались на это время от социальной жизни, некоторые даже стали принимать таблетки или резали себе руки из-за тройки по английскому. А толку-то? Чтобы потом весь день сидеть за столом в офисе?

Бим-то соображала лучше, чем можно было подумать. В личной беседе она сказала моему папе, что я легко могла бы получить пятерки и четверки по большинству предметов. Если бы только захотела.