Пустая - читать онлайн книгу. Автор: Наталья Шагаева cтр.№ 55

— В общем в тот вечер он четко дал мне понять, что вся его щедрость и интерес ко мне далеко не отцовский. Когда он начал прижиматься ко мне и задирать мое платье, я пыталась кричать, сопротивляться, отталкивая его, звала на помощь Оксану. Но все было бесполезно, мне никто не помог. Это потом я узнала, что его кабинет звуконепроницаемый как бункер, хоть бомбу там взрывай — никто ничего не услышит. Он мерзко мне шептал, что я его малышка, пытаясь снять с меня платье. Говорил, чтобы я не сопротивлялась и тогда он не причинит мне боли, но я не слушала его, царапала его ногтями, кусала, била кулаками, продолжая кричать, срывая горло. Тогда он разозлился и ударил меня по лицу, сорвал с себя ремень, связал мне руки, разорвал платье и взял меня, насильно навалившись на меня всем своим противным телом. Мне было жутко больно, до такой степени, что каждое его движение во мне разливалось болью в ногах и животе. Меня тошнило и почти выворачивало наизнанку, от его противных рук и губ, которые терзали мое тело. Я теряла силы с каждой минутой этой пытки, плача навзрыд, скуля, уже моля его отпустить меня и сопротивлялась до последнего. Позже я поняла, что в тот первый раз, он еще был очень нежен со мной, а вся настоящая боль и унижения еще впереди…

Александр

Я думал, что за всю свою жизнь испытал все чувства и эмоции, на которые способен человек. Но сегодня понял, что ошибался. В то время, когда Виталина с холодным спокойствием рассказывала о том, как ее истязал Вербицкий, во мне зарождалась стойкая, непреодолимая тяга убивать. Жгучее желание окунуть эту мразь в грязь и ад, в котором побывала Виталина. С каждым ее новым словом желание усиливалось.

— После того как он меня отпустил, я всю ночь просидела на полу душевой кабины в своей комнате под горячими струями воды, пытаясь отмыться и избавиться от жгучей боли внизу живота. Я боялась бежать к матери или звонить в полицию, поскольку после того как он надругался надо мной — швырнул мне десятки фото, на которых были запечатлены искалеченные трупы людей разных возрастов и полов. Павел спокойно сел в свое кресло и беззаботно сказал мне, что если я не сохраню наш секрет, то его коллекция фото трупов пополнится. Меня убьют и закопают в лесу. В тот момент мне было так страшно и больно, что я замолчала почти на неделю. Оксана отчаянно не понимала, почему я не разговариваю, учителя со школы звонили и жаловались на то, что я просто всех игнорирую. А Вербицкий с невозмутимым и даже спокойным видом советовал Оксане отвезти меня к психологу, выдумывая чушь о том, что я нахожусь в переходном возрасте. Через неделю полной прострации, отчаяния и страха я все же решилась рассказать все Оксане. Она же моя мама и обязательно поймет, защитит меня, думала я тогда. Я пришла ней, как только Павел уехал в какую-то поездку на несколько дней, кинулась в объятия и все в подробностях рассказала. Но она мне не поверила, а, наоборот, отхлестала по щекам за такое ужасающее вранье и оговоры на Павла. Назвала неблагодарной дочерью, боготворя своего мужа. На мой вопрос, зачем мне ей лгать и придумывать такие отвратительные вещи, она заявила, что я не хочу ей счастья, ревную ее к Павлу или хочу, чтобы они разошлись. Она называла Павла добрым, мягким человеком с открытой душой, который не способен на ту мерзость, о которой я ей рассказывала. Хлестала по щекам, когда меня накрыло истерикой, и я пыталась доказать, что не вру, и называла меня маленькой сумасшедшей дрянью. На следующий день ко мне прислали психолога. Худого и высокомерного мужика, которого Оксане посоветовал Павел. Мужик остался со мной в моей комнате, из которой я отказывалась выходить. Он нес полный бред, который я не хотела слушать. Задавал дурацкие вопросы о моем отце, которого я не знала, спрашивал, не били ли меня в детстве и все в таком роде. Я отказывалась отвечать, а он что-то записал в своих бумажках и вышел из моей комнаты.

Потом ко мне пришла Оксана и сказала, что психолог посоветовал запереть меня психушке, естественно во благо моего здоровья. Она позвонила Павлу, но он запретил закрывать меня в больнице и сказал, что приедет и сам поговорит со мной. В тот день я впервые сбежала из дома. Мне было все равно, куда и как, лишь бы больше не встречаться со своим монстром. Таких попыток было множество, но меня всегда находили и возвращали домой. Накачивали какими-то транквилизаторами, которые выписывал психиатр. Приставляли ко мне охрану в лице домработницы, которая следила за каждым моим шагом, и парочки парней, без которых я не могла ступить и шагу из дома. Оксана была стойко убеждена, что я сумасшедшая, а Павел — святой человек, который заботится обо мне. Тогда я еще не сломалась, я была напугана, в отчаянии, но все еще искала попытки сбежать.

Второй раз он пришел ко мне ночью, когда Оксаны не было дома. Просто вошел в мою комнату, сломав замок, и начал рассказывать о правилах. Я должна была делать все как он говорит, а взамен он выполнит все мои мечты, да и вообще даст мне все, о чем можно только мечтать. Я не знаю, как тогда осмелилась, но послала его на хрен сказав, что лучше умру, чем стану делать все, что он хочет. Павел тогда долго противно смеялся над моей смелостью и заявил, что очень не хочет меня ломать, но я сама выбрала этот путь. Тогда он снова взял меня на моей же кровати, вновь разорвал одежду, перевернул на спину, придавил всем телом к матрасу, выкрутил за спину руки и долго терзал, пока я не начала орать и не сорвала горло от криков боли. Он был больным конченым садистом и извращенцем. Его возбуждала моя боль и крики, и он выбивал их из меня десятками способов. Он приходил ко мне не часто, только когда Оксана куда-то уезжала или ложилась на очередную пластику. После третьего его визита в мою комнату я пыталась вскрыть себе вены. Тогда я еще не понимала, как это правильно делать. Я просто резала кухонным ножом запястья в своей кровати, заливая кровью голубые простыни. Меня нашла бдительная домработница и вызвала скорую. После этого Оксана спокойно погладила меня по голове и признала, что ее дочь окончательно сошла с ума, а Павел расставил по всему дому камеры, даже в туалетах, приказав своим шавкам следить за каждым моим шагом.

Я жила в тюрьме и рабстве, полностью зависящая от своего хозяина и его извращенных желаний. Меня будили утром, провожали к завтраку, потом к нам в дом приходил преподаватель, поскольку меня перевели на домашнее обучение. Единственное, что мне позволяли — это занятия танцами, которые были для меня как глоток воздуха. Я занималась с обычным преподавателем и другими учениками, но под пристальным вниманием двух амбалов, которые не отходили от меня ни на шаг. Я ни с кем не общалась и не контактировала, меня сторонились и боялись косых взглядов моих надзирателей. А мне и не нужно было этого общения. Я жила только тогда, когда танцевала, полностью отдавая себя музыке. Наверное, поэтому я была лучшей ученицей и мне пророчили светлое будущее, готовили меня к поступлению в хореографическое училище. Павлу безумно это нравилось, он назвал меня своей бабочкой и обещал, что в обмен на мою покорность сделает из меня великую танцовщицу, к ногам которой будут кидать цветы.

Я не сразу сломалась. В течение года, несмотря на страх, я пыталась бороться и сопротивляться при каждом его визите, заведомо зная, что проиграю. И каждая моя новая попытка сопротивления жестоко каралась. Он привязывал меня к кровати или сажал на цепь в своем кабинете, бил разными приспособлениями, наказывал лишением кислорода, душа разными способами, бил током специальными палочками для игр в бдсм и еще очень много всего противного. Но самое его любимое — было ставить меня колени, вынуждая заглатывать его противный член до конца, по долгу не позволяя мне дышать. Когда он был в ярости или ему было недостаточно моих криков и мучений, он бил меня специальной бамбуковой палкой, которая не оставляет синяков и ссадин или приучал меня к анальному сексу. Через год я сломалась и стала его покорной, замкнутой в себе рабыней, которую спасали только танцы. Я окончательно сошла с ума. Я соблюдала все его правила, выучив их наизусть. Но со временем его перестало это заводить и с каждым разом его извращенный разум придумывал еще более изощренные сексуальные пытки. Потом его начало ужасно злить, что я не кончаю, не научилась получать от его изощрений удовольствия, и он бил и душил меня за то, что я не возбуждаюсь. Он начал делать все, чтобы я возбудилась и кончила, совершенно не понимая, что живой труп не способен чувствовать. После каждой нашей сессии я чувствовала только опустошение, словно с каждым разом из меня вытягивают жизненные силы. Постепенно меня самой становится все меньше и меньше, а остается какое-то животное. Я чувствовала себя такой грязной, словно меня вываляли в мерзкой вонючей грязи, и я уже никогда не отмоюсь. Ощущала себя просто куском тухлого мяса. Каждый вечер, закрывая глаза, мне не хотелось их открывать и встречать новый день. Я знала, что новые сутки не принесут мне облегчения. Жизнь стала для меня олицетворением ада и нескончаемого кошмарного сна, от которого я никогда не проснусь. Со временем я даже перестала чувствовать боль, я привыкла к ней как чему-то обыденному. Но мой хозяин питался моей болью, а я прекратила ему ее давать. И тогда он придумал нечто новое….