Ужасная медицина. Как всего один хирург викторианской эпохи кардинально изменил медицину и спас множество жизней - читать онлайн книгу. Автор: Линдси Фицхаррис cтр.№ 47

Листер рассуждал так: если он мог устранить инфекцию, то нет необходимости дренировать рану, и, следовательно, пропадает нужда в лигатурах, выступающих наружу. Ему требовался прочный, гибкий материал, который можно было бы легко завязать и оставить нетронутым до тех пор, пока ткани не срастутся; затем этот материал должен либо утратить свойства, либо каким-то образом поглощаться телом. Сначала Листер выбрал шелк, пропитанный карболовой кислотой, так как его гладкая поверхность едва ли раздражала ткани. Он сделал надрез на шее лошади и перевязал главную артерию шелковой лигатурой. Шесть недель спустя лошадь неожиданно умерла (по не связанной с операцией причине). Листер лежал в то время в постели с простудой и поэтому попросил своего ассистента Гектора Кэмерона рассечь левую часть шеи лошади и в тот же день доложить о результатах вскрытия. В 23:00 Кэмерон принес образец больному хирургу, который поднялся с постели и работал до раннего утра, чтобы выделить перевязанное лигатурой место. Все как он и предсказывал: шелк остался, но стал частью волокнистой ткани.

Вскоре Листеру представилась возможность протестировать шелковые лигатуры на человеке – к нему пришла женщина с аневризмой сосудов ноги. Листер замочил шелк в карболовой кислоте перед использованием и увязал артерию, которая питала отек. Пациентка выжила, но через десять месяцев умерла после разрыва второй аневризмы. При вскрытии Листер обнаружил, что шелковая лигатура растворилась; однако, рядом с раной образовался крошечный карман гноя, который, как он полагал, спровоцировал появление абсцесса. Очевидно, что шелковые лигатуры не могли считаться долгосрочным решением, на которое он надеялся, и вот тогда Листер обратил внимание на другой органический материал – кетгут.

Термин «кетгут» на самом деле не совсем верен. Нить такого типа не изготавливается из кишечника овцы или козы, хотя иногда его можно сделать из внутренностей крупного рогатого скота, свиньи, лошади, мула или осла. Листер еще раз проверил лигатуру на животном, прежде чем перейти к людям, на этот раз выбрав в качестве подопытного теленка. Племянник Рикман Джон Годли помогал Листеру в эксперименте: «Помню операцию как яркую картинку… бритье и очистка места разреза, тщательное внимание к каждому аспекту антисептики, повязка из полотенца, пропитанного карболовым маслом, и алебастровый Будда моего деда на камине, созерцающий с непостижимым видом, как человек обслуживает зверя». Через месяц теленка зарезали, мясо разделили между ассистентами Листера, а артерию обследовали. Лигатура из кетгута полностью абсорбировалась окружающими тканями.

К сожалению, когда Листер начал тестировать кетгут на людях, он обнаружил, что материал растворяется слишком быстро, что подвергает пациента риску вторичного кровоизлияния. Он экспериментировал с широким спектром растворов карболовой кислоты и смог замедлить процесс. После публикации результатов в The Lancet редакторы журнала прокомментировали, что кетгутовая лигатура обещала быть «гораздо больше, чем просто вкладом в практическую хирургию», потому что она продемонстрировала, как мертвый органический материал может быть поглощен живым телом. Наложение кетгута быстро превратилось в стандартную процедуру в рамках антисептической теории Листера – и это лишь один из примеров того, как он совершенствовал разработанную систему.

По факту, его одержимость улучшением лигатур из кетгута охватила всю его дальнейшую карьеру. После переезда в Эдинбург Листер начал тщательно записывать результаты своих экспериментов в тетради размером в триста страниц (таких тетрадей к моменту его выхода на пенсию накопилось аж четыре). Самая первая запись в первой из тетрадей – о кетгуте, она датируется 27 января 1870 года. Завершаются исследовательские записки рассуждениями на эту же тему в 1899 году.

* * *

Листер продолжал совершенствовать свои методики, что скептиками трактовалось как признание несостоятельности оригинальной системы. Они не понимали, что эти корректировки – часть естественного развития научной теории. Джеймс Симпсон снова включился в полемику, предложив почти фаталистический подход к проблеме, преследующей больницы страны. Если перекрестное загрязнение невозможно контролировать, утверждал он, то больницы должны периодически разрушаться и отстраиваться заново. Даже старый учитель Листера Джон Эрик Эриксон согласился с Симпсоном. «После того, как больницу охватила пиемия, здание невозможно дезинфицировать никакими известными гигиеническими средствами, как невозможно очистить головку сыра от личинок, которые в ней завелись», – писал он. В голове Эриксона существовало только одно решение, и это не была антисептическая система его бывшего ученика. Он выступал за массовый «демонтаж зараженных строений».

Но, несмотря на все то сопротивление, с которым столкнулся Листер, на его стороне было множество единомышленников, признавших революционный характер его открытий. Первоначально антисептическая система получила бо́льшую поддержку на континенте, нежели в Великобритании, – настолько, что в 1870 году Листера пригласили (как французы, так и немцы) обучить полевых врачей ухаживать за ранами солдат, сражавшихся во франко-прусской войне. Как следствие, немецкий врач Рихард Фолькман стал энергичным последователем Листера (после того, как его госпиталь в Галле переполнился ранеными солдатами, инфекция разрослась настолько, что закрытие лечебницы казалось неминуемым) и достиг поразительных результатов, используя антисептическую систему. После этого методы Листера подхватили другие европейские хирурги, включая датчанина по имени Матиас Иеронимус Саксторф, который сообщил об успехе в письме Листеру. Вооружившись подобными доказательствами, Листер поддевал лондонских хирургов, которые критически относились к его антисептическому лечению: «Довольно странно, что подобные результаты достигнуты в Копенгагене, когда в столице Англии врачи все еще почти не предпринимают серьезных попыток проверить теорию на практике».

Медленно, но верно хирурги в его собственной стране начали вставать на защиту Листера. Так поступил Томас Кейт, пионер в овариотомии (опасная процедура, связанная с иссечением опухолей яичников в брюшной полости). На протяжении большей части XIX века овариотомия оставалась крайне спорной операцией. Тех, кто осмелился провести столь инвазивную процедуру, называли «потрошителями живота» – из-за длинного разреза, который они делали через брюшную область, и который часто становился источником сепсиса.

Кейт защищал Листера от критики Дональда Кэмпбелла Блэка, который не только назвал работу Листера «новомодной медицинской забавой», но и параллельно сослался на Кейта. Кейт ответил Блэку в British Medical Journal. Вопреки тому, что писал Блэк, Кейт перевязывал раны «именно так, как на моих глазах делал сам господин Листер» – и с большим успехом. Он был встревожен тем фактом, что Блэк (сам бывший хирургом из Глазго) нападал на коллегу в то время, как Листер поднял репутацию медицинской школы в городе и дал ей имя. По его мнению, будущее было за антисептикой: «Я только сейчас начинаю понимать, что именно антисептическому методу мистера Листера и его обработанным карболовой кислотой лигатурам из животных тканей еще предстоит сделать для хирургии». Эдуард Бикерстет, хирург Королевского лазарета в Ливерпуле, также сообщал о многочисленных случаях, когда он эффективно применял кетгутовые лигатуры. Он считал антисептический метод «огромным шагом к совершенствованию нашего искусства».