Ужасная медицина. Как всего один хирург викторианской эпохи кардинально изменил медицину и спас множество жизней - читать онлайн книгу. Автор: Линдси Фицхаррис cтр.№ 33

* * *

Когда Листер заступил на новую должность в 1861 году, в госпитале только-только возвели новое хирургическое крыло. Первоначально учреждение насчитывало 136 коек, но теперь больница могла принять 572 пациента (в два раза больше, чем Королевский лазарет Эдинбурга и в четыре раза больше, чем лондонская больница, в которой Листер проходил практику в студенчестве). За каждым хирургом закрепили одну женскую и две мужские палаты – в одной лежали «острые», а в другой «хронические» больные. И хоть хирургическое крыло было построено всего несколькими месяцами ранее, это был один из самых серьезных рассадников антисанитарии за всю жизнь Листера. Как отметил один из его коллег: «Новизна не спасла хирургическое отделение от нашествия инфекций».

Враги были все те же: вторичное кровотечение, сепсис, пиемия, больничная гангрена, столбняк и рожа – и не было такого, чтоб в палате не наблюдалось какой-нибудь инфекции. Инфекционное нагноение ран казалось предсказуемым исходом. «Острая» мужская палата Листера располагалась на первом этаже, примыкающем к кладбищу (переполненному гниющими трупами от последней эпидемии холеры), и отделялась от него лишь тонкой стеной. Он пожаловался на «верхний ярус множества гробов», который на несколько дюймов возвышался над землей, и заметил, что «к разочарованию всех заинтересованных это величественное сооружение оказалось местом чрезвычайно нездоровым». Кроме того, в больнице было мало средств и мест для мытья рук и инструментов. Как рассуждал ассистент Листера, «когда почти каждая рана гноится, кажется естественным на время отказаться от полного очищение рук и инструментов – по крайней мере, до окончания проведения перевязок». Все поверхности покрывала грязь.

Как и большинство больниц в 1860-х годах, Королевский госпиталь принимал пациентов, которые были слишком бедны, чтобы платить за частный уход. Некоторые не могли похвастаться образованностью или хотя бы элементарной грамотностью. Многие врачи и хирурги считали их социально неполноценными и относились к ним с хронической отрешенностью, часто выливавшейся в недостаток гуманизма. Листер, верный своим квакерским корням, проявлял необычное сострадание к своим подопечным. Он отказался использовать слово «случай» применительно к конкретным пациентам, вместо этого называя их «этим бедным мужчиной» или «этой доброй женщиной». Он также рекомендовал студентам использовать терминологию, чтобы «не прозвучало ничего, что могло бы каким-либо образом вызвать у пациентов беспокойство или тревогу».

Сегодня это, несомненно, будет считаться неэтичным, но идея родилась исключительно из сострадания. Позже один из учеников рассказал о том, как Листер отругал носильщика инструментов, который пронес в операционную полный поднос со скальпелями. Опытный хирург быстро накинул полотенце на поднос и медленно, печально произнес: «Как можешь ты так жестоко пренебрегать чувствами этой бедной женщины? Разве мало того, что она должна пройти через это испытание? Нельзя ли не прибавлять ей страданий видом обнаженной стали?»

Листер понимал, что пребывание в больнице может стать ужасающим опытом, и следовал своему собственному золотому правилу: «К каждому пациенту, даже самому опустившемуся, следует относиться с такой же заботой и уважением, как если бы он был принцем Уэльским». Он делал все возможное, чтобы успокоить самых маленьких пациентов. Ассистент Листера Дуглас Гатри позже рассказал трогательную историю о маленькой девочке, которая попала в больницу с абсцессом колена. После того, как Листер обработал и перевязал рану, девочка показала ему куклу. Он осторожно взял у нее игрушку и заметил, что у нее не хватает ноги; девочка пошарила под подушкой и – к большому удовольствию Листера – извлекла на свет потерянную конечность. Он зловеще покачал головой, присматриваясь к новому пациенту, затем повернулся к Гатри и попросил иглу и хлопок, аккуратно пришил кукле ногу и вернул девочке. Гатри прокомментировал это так: «Большие карие глаза выражали бесконечную благодарность, но не было произнесено ни слова». Хирург и ребенок, казалось, прекрасно понимали друг друга.

Когда боль – неизбежная часть лечения, трудно завоевать доверие тех, кто не понимал значение процедур, через которые приходилось пройти. У Листера, конечно, случались проблемные пациенты, и все же это никогда не беспокоило его. Как-то раз сорокалетняя работница мельницы, названная в записях как «Элизабет Мак», пришла в Королевский госпиталь Глазго с травмой руки. Листер провел операцию и спустя несколько недель попытался согнуть пальцы назад, чтобы восстановить гибкость мышц и сухожилий. К сожалению, женщина решила, что он хочет сломать ей пальцы, и в панике убежала из больницы. Вернулась она через пять месяцев: рука почти парализована, потому как она все время держала ее в шине. Проявив кажущееся бесконечным терпение, Листер возобновил терапию, и в конце концов подвижность была частично восстановлена.

Листер лично сопровождал тяжелых пациентов в палату после операции и настаивал на том, что поможет перенести больного с носилок на кровать. Чтобы обеспечить комфорт, он расставлял у кровати несколько подушек и бутылочек с горячей водой, предупреждая медперсонал, что бутылки нужно оборачивать во фланель, чтобы больной ненароком не обжегся. Он даже помогал одевать больных после операции. Один из ассистентов Листера писал: «Практически женский подход: он заменит постельное белье, взобьет и подровняет подушки, и обязательно осведомится у тех, кто в сознании – вам комфортно? – прежде чем перейти к следующей кровати». Даже в рамках частной практики он проявлял острое сострадание к пациентам, а особенно – к их материальному положению. Листер возражал против выдачи счетов тем, кого лечил, и наказывал студентам, чтобы они «не взимали плату за услуги, как это делает торговец за свои товары». В соответствии с идеалами своей веры, Листер считал, что величайшей наградой хирургу служит знание того, что он совершил благое дело. «Мы будем брать плату за кровь, которую проливаем, или за боль, которую причиняем?» – поинтересовался он как-то у студентов.

Вне работы в больнице Листер снова начал экспериментировать в домашней лаборатории, публикуя различные статьи по свертыванию крови и воспалительным процессам. Он обнаружил, что кровь оставалась частично жидкой в течение нескольких часов в трубке из вулканизированного каучука, но быстро свертывалась при попадании в обычную тару. Он пришел к выводу, что свертывание крови вызвано «влиянием на нее элементарной материи, взаимодействие с которой в течение очень короткого периода изменяет кровь, вызывая взаимную реакцию между ее твердой и жидкой составляющими, при которой корпускулы заставляют жидкую кровь густеть». Он также рассматривал под микроскопом гнойные ткани – глазное яблоко кролика, яремную вену большого пони и свежую партию образцов, изъятых от его собственных пациентов.

Листер разработал и запатентовал несколько хирургических инструментов, проявив новаторский подход в методах оперативного вмешательства и обработки ран. Ему принадлежит слава изобретения хирургической иглы, небольшого крючка, которым можно удалять предметы из уха, а также винтового жгута для пережатия брюшной аорты – самого большого кровеносного сосуда в человеческом теле. Однако самым известным творением Листера стали щипцы для пазух. С ручками-кольцами (как у ножниц), с тонкими 15-сантиметровыми браншами ^[6], эти щипцы могли достать пушинку из крошечного отверстия.