Три часа ночи.
По общему мнению, это было дьявольским передразниванием Святой Троицы. Подрастая, Дарби уважала эти суеверия, но никогда по-настоящему не верила в них – как может одно время суток быть более злым, чем другое? Но тем не менее, на протяжении своего детства, когда бы она ни просыпалась от кошмаров, с прерывающимся дыханием и кожей, блестящей от пота, она сразу глядела на телефон. И звучит жутко, но времени всегда было около трех часов ночи. Во всех случаях, которые она могла вспомнить.
Время, когда ей приснилось, что ее горло чем-то забилось в кабинете общественных наук седьмого класса, и ее вырвало трехдюймовой личинкой, бледной и раздувшейся, извивающейся на столе?
3.21 ночи.
Время, когда человек преследовал ее по дороге в школу, свистя вслед, и загнал в угол в туалете, создал из руки маленький пистолет и выстрелил ей в затылок?
3.33 ночи.
Время, когда высокий призрак – седоволосая женщина в цветастой юбке и с двухсуставчатыми коленями, сгибающимися в обратную сторону, будто собачьи задние лапы, прошла шатающейся походкой через окно в спальне Дарби, полуплывущая, полуидущая, невесомая и бесплотная, словно подводное создание?
3.00 ночи ровно.
Совпадение, не так ли?
«Ведьмины часы, – говорила ее мать, зажигая одну из своих жасминовых свечей. – Когда демоны наиболее могущественны».
И щелкала крышкой зажигалки «Зиппо» для выразительности – клик!
Здесь и сейчас в зоне отдыха Ванапани было только одиннадцать часов вечера, но Дарби все равно представляла темное сборище в одной комнате с собой, всех их вместе. Нечто ощутимо растекалось в тенях, радостно предвкушая насилие.
Она пока не знала точно, как будет атаковать Ларса.
Она уже запомнила план гостевого центра.
Он был прост, но все необходимое в нем имелось, как в улье для пчел.
Прямоугольный главный холл с двумя туалетами, женским и мужским; покрытые налетом фонтанчики для питья и запертый чулан с табличкой «ТОЛЬКО ДЛЯ ПЕРСОНАЛА». Каменный прилавок, окружающий закрытую кофейню.
Одна хорошо видимая входная дверь со скрипучими петлями. Одно большое окно, выходящее на парковку, наполовину занесенное снегом, надутым ветром. И по маленькому треугольному окну в каждом туалете под потолком, в десяти футах от кафельного пола. Будто тюремные окошки без решеток. Дарби запомнила эти подробности именно потому, что они выглядели маленькими деталями, на которые другие люди не обращают внимания.
А снаружи словно была совершенно иная планета. Лунный свет гладил облака. Температура упала до минус двух, соответственно показаниям ртутного термометра, висящего за окном. Масса снега, притиснутая к окну, продолжала накапливаться. Ветер дул резкими порывами, взметая сухие снежинки, стучавшие по стеклу, как камушки.
– Я уверен, что происходит некое глобальное потепление прямо сейчас, – сказал Эд. – Вот на наших глазах.
Сэнди перевернула страницу.
– Глобальное потепление – это выдумка.
– Я просто говорю – спасибо Господу, что мы внутри.
– Это правда! – зловеще шептал Эшли, наклонив голову в направлении Ларса. – Я засовывал кого ни попадя в деревянный ящик и пилил напополам.
Грызун вернулся к топтанию возле двери, перебирая брошюры на полке. Дарби не могла сказать, слышал ли он шутку Эшли. Она желала, чтобы Эшли прекратил испытывать судьбу. Такая ситуация не сможет продолжаться все восемь или больше часов. Рано или поздно Эшли набредет на словесную мину.
«Тогда – к оружию».
Это то, что должно произойти сегодня ночью. И насколько Дарби могла сказать, эта общественная зона отдыха была безопасной, как детский сад. За защитными жалюзи в кофейне лежали только пластиковые вилки и ложки. Бумажные тарелки и коричневые салфетки. Имелся шкаф для уборки, но запертый. Никаких монтировок, сигнальных пистолетов или кухонных ножей. Лучшим наступательным оружием, к сожалению, оставался двухдюймовый зубчатый клинок ее швейцарского армейского мультитула. Дарби погладила карман джинсов, удостоверившись, что он все еще там.
Сможет ли она ударить им Ларса? И более важный вопрос – остановит ли его это? Она не знала. Это было слабое оружие, вряд ли способное пронзить грудную клетку. Ей нужно подловить Грызуна беззащитным и воткнуть лезвие прямо в мягкую плоть его глотки или в глаза. Не время для колебаний. Это было возможно, она знала, но не вполне годилось как основной план.
«Треснувший цемент под стойкой, – вспомнила она. – Шатающийся камень».
Это может быть полезно.
Дарби встала и подошла к кофейной стойке, делая вид, что наполняет очередную чашку.
Когда никто не смотрел, она подняла правую ногу, упираясь ею в шаткий камень, и наклонилась вперед. Надавила сначала немного, а потом сильнее, еще сильнее, нажимая рычаг кофейника, чтобы скрыть шум, до тех пор, пока камень не выпал, клацнув по плитке пола. Ларс, Эд и Эшли ничего не заметили. Сэнди взглянула мельком и снова продолжила чтение.
Когда глаза женщины вернулись к книге, Дарби подняла его. Он был немного меньше хоккейной шайбы, гладкий и похожий на яйцо. Но достаточно большой, чтобы выбить с кровью несколько зубов или сильно метнуть. Она спрятала прохладный камень в карман и вернулась на свое место на скамейке, производя мысленную инвентаризацию.
Двухдюймовый нож.
Средних размеров камень.
И один патрон сорок пятого калибра.
«Мне потребуется помощь», – поняла Дарби.
Она могла попытаться сама завалить Ларса, конечно. Застать его врасплох, ранить, выдернуть пистолет из-под куртки и задержать с его помощью до прибытия снегоуборочных машин. До рассвета. Связать его собственной же клейкой лентой, может быть. И если всё полетит к чертям, она полагала, что внутренне готова убить его.
Но пытаться сделать это сейчас, в одиночку, будет безответственно.
Ей нужно поделиться своим открытием с кем-то еще здесь. На случай, если Ларсу удастся ее одолеть и тихо спрятать тело, не привлекая внимания остальных.
Она не сможет спасти Джей, если сперва убьет себя.
В чем разница между героем и жертвой?
В расчете.
За столом Эшли разложил карты ровной радугой, все лицом вниз, кроме одной – перевернутого туза червей.
– Итак, вот ваша карта.
Ларс разинул рот, будто троглодит, впервые увидевший огонь.
Эд пожал плечами:
– Неплохо.
Со скамьи Дарби оценивала своих потенциальных союзников.
Эд разменял шестой десяток и носил живот. Его кузина Сэнди могла бы с тем же успехом быть сделанной из древесины бальзового дерева и лака для волос.
Эшли, несмотря на его раздражающую болтливость, был также крупным, мускулистым и быстроногим.