Он переживал радость встречи со знакомыми предметами. Первыми его встретили мраморные ступени лестницы, убранные коврами. Серебряные светильники не горели: он нагрянул неожиданно и их не успели зажечь. Он быстро миновал окутанный мраком сводчатый коридор и очутился на террасе. Посреди террасы выстроились пилоны в вавилонском стиле. Меж колонн стояли каменные статуи — произведения величайших халдейских мастеров. Терраса была обсажена декоративным кустарником, пальмами и сикоморами. Отсюда открывался вид на Ефрат, который плескался у самого подножья здания, отделенный от него только аллеей.
Здесь Набусардар остановился и перевел дух, затем отстегнул меч и снял солдатский кожаный нагрудник, от которого ныло все тело.
— Я доволен, что я снова с вами, — сказал он и улыбнулся.
— Да благословят тебя за это великие боги, Непобедимый, — радостно откликнулась Тека, — без тебя нет жизни ни для нас, ни для всех этих редкостей, которые ты собрал в своем дворце.
Набусардар сел на скамью в тени деревьев.
Скульптор молчал. Неразговорчивый по натуре, он ничем не выказал радость от приезда своего щедрого покровителя. Только благодаря Набусардару, приютившему его, талант Гедеки мог развиваться в полную силу. За эти последние двадцать лет он, пожалуй, единственный посвящал себя работе, творчеству, не испытывая нужды, в то время как другие художники бедствовали и умирали от голода под городскими стенами. Вот почему он всякий раз встречал своего повелителя благодарным взглядом. Так было и сейчас.
Набусардар знал его молчаливую, склонную к размышлениям, кроткую натуру и потому обратился к нему сам:
— А ты, мастер, чем ты удивишь нас сегодня? У меня не было времени посмотреть твою новую работу.
— Не знаю, смогу ли я порадовать твою светлость, но мне удалось обработать резцом диорит из арабского Магана.
— Это нелегкий труд, — признал Набусардар, — но, видимо, в нем найдет воплощение и незаурядный замысел.
Тека опустилась к ногам своего господина и начала разувать его. Расшнуровала высокие ботинки, какие он собирался ввести теперь ив армии. Ноги сопрели от жары, щиколотки были стерты до крови. Она принесла майоликовый тазик с водой и с заботливостью любящей матери принялась мыть ему ноги.
— Так диорит, говоришь? — снова начал Набусардар.
— Да, ваша светлость. Это моя давнишняя мечта. Думаю, теперь мне удастся осуществить ее. С тех пор как мне доставили камень, я без устали работаю днем и ночью. Я всегда говорил себе, что, пока не закончу этот труд, не имею права умереть. Надеюсь, великие боги не откажут мне в покровительстве.
— Смею ли я узнать твою тайну?
— Это не тайна, это твоя давняя любовь… великий Гильгамеш.
— Гильгамеш? — изумился Набусардар.
— Да, — ответил ваятель; глаза его сияли.
— Я хочу его видеть. — Набусардар встал. Он поставил мокрые ноги на полотенце из льняного полотна, приготовленное Текой, обтер слегка ступни и хотел идти.
— Терраса накалена от солнца, — напомнила прислужница и обула ему легкие сандалии из кожаных ремешков.
— Скоро пойдем и по более раскаленной земле, — засмеялся полководец, — теперь недолго ждать.
Он имел в виду войну с персами.
Затем, полный нетерпения, вышел. Но, ступив на порог мастерской Гедеки во внутреннем дворе, он замер в изумлении.
Там стояла колоссальных размеров фигура Гильгамеша, высеченная из диорита. У героя было строгое выражение лица и мужественный взгляд, как будто обнимающий просторы страны между Тигром и Евфратом и стерегущий покой халдейской земли. Губы твердо сжаты, но не безжизненны. Казалось, они произносили в этот момент: «Велик не тот, вблизи которого люди цепенеют от страха, а тот, к кому они приближаются с чувством уважения. Я — покровитель и дух этой страны, во мне живут ее великие мужи, герои прошлого и настоящего. Во мне слиты тысячелетия славы и подвиги предков. Смотри на меня, и ты станешь таким, как они».
Набусардар смотрел на статую в немом восхищении. От каменной фигуры легендарного царя исходила какая-то неведомая сила и передавалась ему. Он снова чувствовал в себе славу и мощь великой истории халдейского народа, как будто и он, подобно Гильгамешу, зажавшему под левым локтем львенка, душил врага своей родины. Ему не терпелось выйти отсюда и встретиться лицом к лицу с недругами своего народа — и душить их, душить.
Набусардар все еще не произносил ни слова о творении скульптора, который легко мог истолковать его молчание как знак неодобрения.
Поэтому Гедека сказал:
— Если я не угодил тебе, светлейший, прости меня.
Набусардар очнулся, и до него дошел смысл его слов.
— Напротив мастер, это поистине великое произведение, — произнес он. — Я буду приходить сюда и черпать мужество в тяжелые минуты, которые предстоит нам вынести в скором времени. Твое искусство вольет в меня новые силы.
— О, — ваятель опустился перед Набусардаром на колени, — я не достоин столь высокой оценки.
— Встань, — строго приказал Набусардар, — великий дух парит высоко и не падает ниц.
— Я не достоин твоих слов, — прошептал скульптор, вставая.
— Ты достоин любви и почитания всего народа, — ответил полководец.
Он еще раз пристальным взглядом окинул изваяние и, с трудом оторвавшись от Гильгамеша, поднялся на террасу.
Великое произведение заслуживает и высокой награды, и он спросил Гедеку, чего тот желал бы за свой труд.
Ваятель отозвался тотчас, словно давно уже обдумал ответ: ему хотелось иметь учеников, чтобы воспитать их и приобщить к святому искусству.
— У тебя есть кто-нибудь на примете?
— Я думаю о сыне покойного Гизага, которого его величество царь Валтасар прогнал из своего дворца. Он очень талантлив, но прозябает, ютясь где-то под городскими стенами, не имея денег даже на еду, а тем более на резцы, глину или камень.
— Ты сказал — сын покойного Гизага? — удивленно переспросил полководец.
— Да, Непобедимый, сын прославленного Гизага.
— Разве Гизаг умер?
— Да, от горя, так как ему пришлось оставить любимое искусство. Его величество царь распорядился наказать его палками и бросить в подземелье.
— Царь Валтасар?
— Да, его величество царь Валтасар.
— Непостижимо, — гневно выдохнул Набусардар и закусил нижнюю губу.
Ваятель тоже понурил голову и задумался о жестоком времени, которое смертоносным объятием сжало в своих тисках Халдейское царство.
— Что было причиной царского гнева? — продолжал расспрашивать Набусардар.
— Гизаг как раз завершил изваяние Навуходоносора, над которым трудился много лет. Скульптор высек на постаменте надпись: «Величайший властелин Халдейского царства», и это было неугодно его величеству царю Валтасару. «Никто ни до, ни после меня не может превосходить Валтасара ни в чем», — сказал он. И Гизаг был обречен на смерть.