– Замечательно, – кивает мужчина и открывает защелки капюшона рюкзака.
Тут я вспоминаю, что под толстым слоем вязаных свитеров и шапок из ламы лежит упакованный в носок фиолетовый вибратор, подаренный Антоном. И мне в голову приходит гениальная идея, как не только объяснить свое волнение, но и получить шанс на спасение.
– Эскульпа, – говорю я на ломанном испанском, залитая малиновой краской, – Тенго косас муй приватос аки, и но кьеро омбрес эсто а вер. Тьенес уна чика ке трабахас аки тамбьен?
[53]
Мужики зависли. Кто меня знает, может, у меня такая религия, которая не позволяет мужчинам видеть женские вещи? Посовещавшись, один из них заходит в соседнюю комнату и возвращается с красивой девушкой, явно занимающейся в их отделе чем-то другим, не связанным с проверкой вещей. Я благодарю, киваю, и она начинает распаковывать мой рюкзак. Она довольно тщательно стала все проверять, залезая во все косметички и в каждый пакет. Прикол в том, что этот рюкзак был чертовски старым, и в нем не было молнии, то есть сотрудница аэропорта могла доставать вещи только сверху, запуская руку глубоко внутрь и доставая вещи на ощупь. Наконец она дошла до спальника на самом дне, за ним уже лежал тот самый лифчик. И в момент, когда я уже представила себя за решеткой чилийской тюрьмы, она одобрительно кивнула и движением руки показала, что я свободна. С покерфейсом я запихала вещи обратно и пошла на посадку.
Спустя трое суток, в семь тридцать утра я постучалась в дверь родителей. Никто в России не знал, что я прилетела. Такой резкой смены выражения лица у своего отца я не видела никогда. Думаю, он ожидал увидеть на пороге дома в такое время кого угодно, от пьяницы до почтальона, только не свою блудную дочь. Сбросив вещи, я написала сначала Дашке, затем Элеонор и предложила встретиться. Они были в шоке. Уже вечером мы сидели на одной кухне и строили план дальнейших действий. От страха я бесконтрольно заливала в себя мартини. Поскольку Дашка была лучшей подругой Антона, она в точности знала, что происходит в его жизни. И оказалось, что завтра он собирался поехать ночевать к той самой кудрявой девочке.
– Моей идеей было договориться с тобой, чтобы вы вместе с ним пришли в бар и чтобы я пришла туда чуть позже.
– Дашка… Мне кажется, ты не совсем понимаешь, насколько херово ему было все эти три месяца. Он был убит. Если мы провернем план с твоим подстроенным приходом в бар, во-первых, он мне этого не простит, во-вторых, его реакция может быть вовсе не такой, как ты ожидаешь.
– И что, завтра он уже пойдет ночевать с этой Катей? Он у нее еще не ночевал?
– Насколько я знаю – нет.
– Может, не стоит тогда показываться ему вообще.
– Мне кажется, есть только один вариант, – вмешивается Элеонор. – Просто поехать к нему и поговорить. Безо всяких сюрпризов.
– Хорошо… Когда?
– Завтра утром, например.
– Нет, – говорит Дашка, – если ехать, то прямо сейчас.
По московскому времени было десять вечера. От смены часовых поясов, девятнадцатичасовой пересадки в Испании и бутылки спиртного на пустой желудок мое мандражное состояние было доведено до предела… Но ждать до утра я бы просто не смогла. Прихватив девчонок для храбрости, я села в такси и отправилась к его дому. Дашка звонила ему, мы уже придумали изощренные способы вытащить его из квартиры, но он не брал трубку. В конце концов я одна поднялась на его этаж и позвонила в дверь. Клянусь, к этому моменту мое сердце билось уже так сильно, что грудная клетка ему мешала. Дверь открыла его мама. Увидев меня, она ничуть не изменилась в лице. Как минимум никакой радости на нем не появилось.
– Здравствуйте, – выпалила я свое ненавистное слово.
– Здрасьте… – именно из-за такого «здрасьте» я его и ненавидела.
– А Антон дома?
– Антон спит.
Время было десять. За ее плечом я увидела открытую в его комнату дверь. Я уже не могла уйти.
– А вы можете его разбудить?
– Он устал. Он сейчас будет как медведь-шатун, мне не хотелось бы его беспокоить.
– Вы знаете, я летела на пяти самолетах, чтобы его увидеть, думаю, он переживет.
Она постояла еще какое-то время поджав губы, смотря на меня с ненавистью и упреком. Ей просто нечего было больше придумать.
– Ладно. Сейчас разбужу.
Я отошла подальше от двери и прижалась к стене спиной. Я слышала свой собственный пульс, он бил в ушные перепонки. И вот Антон вышел на лестничную клетку. Мне было так страшно, что его глаза действительно не будут блестеть, что я не решалась поднять голову. Боковым зрением увидев появившиеся на бетонном полу тапочки, я заговорила:
– Привет. Прости меня, пожалуйста… Я просто хотела устроить тебе сюрприз… Я не знала, что так выйдет. А потом было уже слишком поздно… И я… я…
Он сделал три резких шага и крепко обхватил меня, сжав мне ребра. Этот счастливый момент длился одну прекрасную минуту. Потому что после этого я буквально ощутила, что между нами пролегла какая-то стена из холода. Он не мог меня простить. Не мог простить, что я вообще уехала, что спала с другим, что издевалась. Ничто не было забыто.
Мы прогулялись вместе с девочками по улице, и затем он сказал, что ему пора домой. Я не знала, что делать. Весь следующий день я ждала, когда он снова выйдет на связь, он ответил к вечеру, что ему нужно подумать и все взвесить. Мы встретились спустя два дня, которые длились невыносимо долго.
* * *
Заметка в дневнике:
29 мая 2014
Он приехал ко мне домой, чтобы окончательно со мной расстаться. Вместо этого мы самозабвенно трахались двое суток подряд, ложась спать только в 8 утра. Мы снова упали в уничтожающую пучину одержимости друг другом. Никто из нас не знал, чем это все закончится. Потому что он всегда был моим, а я – его. Всегда и никогда. Целуя его губы, я любила и ненавидела их одновременно. Я понимала, что мне никогда не совладать с этим парнем. С его влиянием на меня. Я снова стала уязвимой. Моя слабость была очевидна и ему, и мне самой.
Он стоял голым на балконе, облокотившись на окно. Солнце ярко светило ему в спину. Пятый раз подряд заставил меня кончить. Несмотря на мои мольбы остановиться, он не успокоился, пока я не обмякла на его руках. Я лежала на полу, не в силах встать. Он подал мне закуренную сигарету. У меня хватило сил лишь на то, чтобы задрать ноги и положить их вдоль его тела. Он начал лениво перебирать пальцы моих ног. Он смотрел на меня спокойным довольным взглядом. Как смотрит хозяин на свою игрушку.
– Ты моя игрушка! Моя! – повторял он мне, придавив к дивану всем весом, намотав мои волосы в кулак и оттягивая голову вверх за полчаса до этого. – Только я могу с тобой играть, – он засунул свой большой палец мне в рот до конца и приглушил мой стон. – Соси…