Самые красивые корабли - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Рытхэу cтр.№ 14

— Боязно, — призналась Тынэна.

Летчик вернулся и осторожно снял девочку с крыла.

— Вырастешь — научишься сама летать, — сказал он, осторожно ставя Тынэну на утоптанный, утрамбованный для самолета снег.

Летчик улетел в Ванкарем. Оттуда он должен был слетать на льдину, чтобы вывезти женщин и детей из ледового лагеря.

После уроков Тынэна бежала к радистке Люде и тихонько сидела в уголке. Охотников до новостей стало столько, что Люда повесила на дверь объявление, запрещающее посторонним вход в радиорубку. Но Тынэна еще не так хорошо читала, чтобы понять написанное на клочке бумаги.

Из разговоров взрослых Тынэна узнала, что на «Челюскине» родилась маленькая девочка. Как она там, на льдине? Если лед неподвижен, то еще ничего, не страшно. Когда Тынэна была маленькая, ее часто выносили из яранги и сажали прямо на снег. Юнэу распяливала для просушки на морозе сырые шкурки, втыкая в прорези чисто обглоданные тюленьи ребрышки; развешивала на шестах песцовые шкурки и белоснежные нерпичьи кожи для отделки. Конечно, было холодно, но терпимо. Но если лед ломает и корежит, как это бывает осенью? Тогда, наверное, страшно маленькой девочке, и она плачет по ночам от незнакомого грохота…

Кто-то решительно и громко стукнул в дверь радиорубки и распахнул ее.

— Летит! — крикнул он и тут же убежал.

Со всех сторон к посадочной площадке неслись люди. И опять, как и в первый раз, за ними боязливо трусили собаки.

Самолет уже катился по снежному полю, поднимая за собой пургу. Сердце у Тынэны так колотилось, что она не слышала даже рева мотора. Впереди бежала радистка Люда, смешно путаясь ногами в длинной шерстяной юбке. Платок у нее на голове размотался и тянулся следом, как длинный флаг.

Пропеллер остановился, утихла снежная пурга, и толпа кинулась к машине.

Тынэна стала чуть поодаль, чтобы лучше видеть тех, кого бережно принимали жители Нымныма. Как и говорила радистка Люда, это были женщины. Плотно закутанные в теплое, обмотанные платками и шарфами, они неуклюже передвигались по снегу, протягивали негнущиеся руки.

Одна из женщин несла ребенка. Тут Тынэна не выдержала и побежала, расталкивая толпу. Она не знала, как и что сказать этой женщине. Она встала перед ней и смотрела на нее нежно и сочувственно. Летчик заметил Тынэну:

— А-а, красавица! Опять с непокрытой головой ходишь? Товарищ Васильева, — обратился он к женщине с ребенком, — благодарите эту девочку. Перед вылетом в Ванкарем я ее посадил на счастье на крыло.

— Как тебя зовут, девочка? — спросила женщина.

— Тынэна.

— Таня? — переспросила женщина. — Танюша?

Тынэна молча кивнула: ей нравилось русское имя Таня.

— А ее, — женщина приподняла ребенка, — зовут Карина. Она родилась в Карском море. Карина Васильева.

— Ка-ри-на, — медленно произнесла Тынэна и улыбнулась.

Председатель Кукы подогнал собачьи упряжки, чтобы отвезти снятых со льдины в отведенный для них учительский домик.

— Как в Москве, — со смехом сказала мать Карины, — и чукотский трамвай подали к самолету.

Тынэна поплелась вслед за собачьими упряжками. Толпа встречающих растянулась по единственной улице Нымныма. Собаки сосредоточенно тянули нарты и оглядывались на необычных седоков.

До вечера не смолкал оживленный разговор в крохотном, всего на три комнаты, учительском домике. Челюскинцам несли подарки: расшитые бисером торбаса, меховые тапочки, рукавицы, пыжиковые шапки с длинными ушами, зимнее лакомство — замороженное оленье мясо, нерпятину, рыбу.

— Ну куда нам столько! — устало отмахивались женщины. — У нас же все есть, ничего нам не надо.

Наконец радистка Люда встала у дверей и решительно сказала:

— Все. Пусть они отдохнут.

Долго еще жил Нымным заботами о челюскинцах. Все — и стар, и мал — знали уже по именам летчиков, встречали их радушно, в ненастные дни переживали за них и даже просили затихшего шамана Тототто покамлать, чтобы умилостивить духов, упросить их унять ветер и отогнать пургу в другое место.

Учительский домик не пустовал. Улетали одни, прилетали другие. В бухту Лаврентия отправлялись собачьи упряжки, увозя снятых со льдины и окрепших в Нымныме челюскинцев.

Тынэна бегала к каждому самолету, и все летчики ее уже знали и звали Танюшей.

Когда последние челюскинцы покинули льдину, в Нымныме собралось сразу три самолета. Бородатый летчик решил на прощание покатать нымнымцев. Он позвал желающих, но мужчины вдруг замялись, отводили глаза куда-то в сторону, а у иных фазу же нашлись неотложные дела, и они заспешили к ярангам.

Неожиданно для всех в воздух решил подняться старый шаман Тототто. Он уверенно направился к самолету, и кто-то сказал ему вслед:

— На Священном Вороне сколько раз летал, это ему не в диковинку.

Летчик обратился к Тынэне.

— Ну, а ты, Танюша?

И Тынэна с радостной готовностью и вместе с тем замирая от страха поднялась в самолет.

Самолет был стылый, и от железных стенок несло морозом, как от айсберга. Тынэна видела перед собой закрытый шлемом затылок летчика. Сзади сидел старый шаман и прерывисто дышал, словно поднимался на высокую гору.

— От винта! — крикнул летчик.

Мотор чихнул, глотнув холодного воздуха, выпустил облачко голубого дыма. Завертелся пропеллер, превратившись в радужный прозрачный круг, и весь самолет затрясся, как нетерпеливый пес перед гонками.

Тынэна схватилась за борт.

Самолет дернулся, оторвал примерзшие к снегу лыжи и резко побежал по ровной, укатанной полосе к противоположному берегу лагуны. Тынэна оглянулась и увидела посиневшее от страха лицо Тототто. Шаман сидел с закрытыми глазами и что-то беззвучно шептал, словно призывал на помощь Священного Ворона.

Самолет развернулся к селению и взревел так, что заложило уши. В оттяжках между крыльями засвистел ветер. Навстречу помчались яранги. Еще мгновение — и самолет врежется в них. Тынэна закрыла глаза. Но любопытство пересилило страх. Она приоткрыла сначала один глаз, потом другой — ни людей, ни яранг. Внизу лишь покрытое льдом море. Отчетливо различались отдельные торосы, голубые айсберги, исходящие морозным паром разводья. Резко чернел скалистый берег. Горизонт поплыл вверх, Тынэна крепче ухватилась за борт. Летчик повернулся к ней и что-то прокричал. Он был в больших очках, закрывающих половину лица, но и сквозь них было видно, что он улыбался.

Показались яранги. Какие они маленькие! Даже огромное здание школьного интерната казалось сверху игрушечным домиком, а яранги — словно разбросанные по снежному полю черные камешки.

А люди с высоты и вовсе походили на каких-то букашек. Они едва ползли от яранги к яранге, и возле них путались крохотные собачки.