Белые лилии  - читать онлайн книгу. Автор: Олли Ver cтр.№ 44

– Любящий никогда не сделает этого! – рычит он, скаля зубы. – Не сможет!

– Ты сам меня вынудил! – плачу я. – Сам заставил…

– Соня! – орет он. Ничего не понимаю: замолкаю, смотрю на него, а он – сквозь зубы, словно каждое слово причиняет ему нестерпимую боль. – Будь на моем месте твоя дочь, ты бы сумела? Смогла?

– Это разное…

– СМОГЛА БЫ??? – орет он.

Я закрываю глаза: я представляю себе мою Соню, оскотинившуюся, обезумевшую, лишенную всякого сострадания и общечеловеческих норм. Нет. Представляю её с куском стекла руке, направленным на меня. Нет. Представляю, как она поворачивает острие осколка к себе, как оно, тонкое, грязное, прикасается к её коже, как надавливает, как прогибается под куском стекла живот…

– НЕТ!!! – кричу я. Закрываю лицо руками. – Нет! Нет! Нет! – машу головой, отгоняю жуткое видение от своей реальности. – Нет, нет, нет… – быстро, жарко. – Господи, ни за что…

Он смотрит на меня, закусывает губу, и прекрасное лицо озаряет боль:

– Ты говорила, что любишь, – еле слышно шепчет Максим.

Руки от лица – я открываю глаза и смотрю на него:

– Максим…

Но он не слушает меня. Он шагает мне навстречу, и в теплом свете камина я вижу красные, розовые, белые полосы шрамов на шелке его кожи, ложащиеся на рельеф пресса тонкой сеткой беспорядочных, рваных линий. Наследие его матери. Эти шрамы – его творение.

– Но даже ты не смогла отличить секс от любви. И получается… – легким перышком, неслышно он пересекает комнату, – что единственный человек, кто знал, что такое любовь – мой отец.

Я отступаю, глядя как сильные ноги мягко, беззвучно, словно пушистые лапы, ступают по деревянным доскам теплого пола, как танцует в полумраке гибкое тело – совсем рядом. Я пячусь назад – шаг, два, три – вздрагиваю, упираясь задом в столешницу кухонного гарнитура. И в шаге от меня он говорит:

– Когда-нибудь я создам что-то огромное.

– Максим, пожалуйста… – плачу я.

– Настанет время, когда, созданное мною, станет настолько величественным, что затмит меня… – я не понимаю, о чем он говорит, но его ладони – обжигающей нежностью по моим щекам. – И вот тогда я отдам это тебе, – еще шаг, и горячее тело прижимается ко мне, – подарю мое наследие.

Дыхание огненно-сладким ликером. Поцелуй – нежный укус, теплый щелк легкого касания: его губы глядят мои, нежат, раскрываются, и влажный, сладкий язык по кромке рта внутрь – наслаждается моим ужасом, слизывает страх, и снова губы – легкими поцелуями собирают остатки паники. Он шепчет:

– Позволить тебе стереть меня с лица Земли, – он заключает в ладони мое лицо, смотрит в глаза. – Понимаешь? – его ладони спускаются, и тут же…

Давление рождает боль – его руки на моей шее, пальцы железным замком – воздуха не стало. В безумных стеклянных глазах стальная кромка сужается, зрачок вбирает в себя почти весь серый, когда он смотрит мне прямо в глаза:

– Ненавидь меня, – оскаливает клыки Мутабор.

Желание жить взрывается внутри – молочу руками, толкаюсь, царапаюсь, пытаюсь пинаться, но, зажатая в тиски его тела, лишь беспомощно извиваюсь. Сердце заходится, бьет меня изнутри.

– Ненавидь меня, – зло улыбается Фокусник

Кровь в голове пульсирует, наливаясь, заполняя собой тьму ночи, заволакивая туманом сознание. Я чувствую вкус безумства на моих губах – они немеют.

– Ненавидь меня, – роняет слёзы Максим.

Руки разжимаются. Я с жутким хрипом втягиваю воздух. Кашляю, сиплю, жадно хватаю ртом воздух, вдыхаю с кашлем и стоном.

– Говори со мной, – шепчет он.

Перед глазами пляшут черные пятна, звук моего дыхания – шелест, стон, хрип. В музыку моих мук вплетается голос обезумевшей ненависти:

– Я научу тебя любить.

Туман в голове рассеивается, тело заново учится ощущать: я чувствую его ладони на моей шее. Страх ввинчивается в меня с новой силой – я еле слышно завываю. Красивые губы искажает судорога ненависти, и каждое слово – сквозь зубы:

– Я буду подниматься наверх, буду подминать под себя людей, иметь систему во все дыры, коверкать мораль, а ты – смотри на меня. Я все могу! – рычит он, и прозрачная ненависть скатывается по щеке. – Я буду расти, буду жрать всё и всех, и, в конце концов, стану таким огромным, что заполню собой всё!

Пальцы сжимают, стискивают мою шею – я скулю, хватаюсь за его запястья.

– Я буду везде, буду всем и вся, – безумный шепот, белые клыки сверкают в полутьме, когда он шипит мне в лицо. – Я не оставлю тебе места, – капля безумия – по кромке стали, по ресницам, по бархату кожи, оставляя блестящую дорожку. – Ты будешь жить во мне, в том, что я делаю, и будешь любить меня… – большие пальцы давят, гладят, впиваются в кожу у основания челюсти, он прижимается ко мне бедрами, и я чувствую эрекцию, – …или я раздавлю тебя.

Пальцы ввинчивают боль – я кричу. Большими пальцами раскаленных рук, он вдавливает в меня любовь. Я плачу, хватаюсь за его руки, впиваюсь ногтями в кожу. Но тут же игла боли покидает мое тело – он ослабляет хватку. Его губы – к моим, он целует меня, едва касаясь, словно боясь сломать хрупкое, боясь обидеть. Тонкий металл боли наружу, из мышц, острым лезвием по шее – большие пальцы глядят меня. Его губы шепчут моим губам:

– Я оставлю тебе только дочь. Во всем мире никого, кроме нас двоих, у тебя не будет. Ни подруг, ни друзей, ни близких коллег по работе, и если ты не хочешь, чтобы еще хоть один Псих подох от моей руки – усвоишь эту простую истину прямо сейчас. Ненавидь меня… – пальцы гладят, – …говори со мной.

В тумане ужаса я ловлю блик сознания – дикая идея, рожденная в муках страха… но это все, что у меня есть. Мои пальцы соскальзывают с его запястий: правая рука тянется к магнитной ленте.

– Я тебя разорву, – шепчет он мне в лицо, – в клочья, – оскал едва сдерживаемой ярости, – на куски. Ничего от тебя не останется, – безумные серые глаза источают прозрачную ненависть искрящимися каплями, – а потом лягу туда, где когда-то была ты, и подохну. Я тебя уничтожу… – клацают белоснежные клыки.

– И я тебя… – шепчу я.

Он замолкает – красивое лицо хмурится, тело замирает, искрит напряжением, чувствуя движение справа – он поворачивается… Быстро и больно – он хватает меня за запястье, и я едва не выпускаю из рук рукоять. Он бросает быстрый взгляд на лезвие ножа, переводит на меня взгляд, и серо-стальное безумие сверкает бликом сомнения. Долгие секунды сомнения, когда он пытается предугадать, расшифровать меня, я смотрю на Мутабора, разглядываю Фокусника и под сотнями тысяч лживых масок вижу Максима – беззащитного, хрупкого, еще не искалеченного – и мысленно благодарю эту болтливую суку Римму за то, что бесконечный треп – не только о рыбалке и иерархии блядей, что не только – белый шум и режим «радио», за то немногое, что стало полезным. Что-то насчет ножей или ножниц, что-то о крови еще задолго до виселицы, что-то о нежелании его матери плодить…