Белые лилии  - читать онлайн книгу. Автор: Олли Ver cтр.№ 15

Розовощекий скрывается за углом.

– Темнеет, – тихо выдыхает Вика.

Мы оглядываемся на огромные двери и видим, как там, за высоким забором тонет оранжево-красный апельсин заката. Сквозь грязное стекло в холл первого этажа льется цвет, и все вокруг становится одинаково апельсиновым.

– Да-авайте найдем, где з-заночевать.

***

Я смотрю в окно на черную, непроглядную ночь. Мира под ногами почти не видно – он утонул во тьме ночи, но где-то там, за чернотой высокого забора, небо рассыпало миллиарды звезд, и далеко-далеко, подальше от всего этого дерьма – прекрасный, бесконечно огромный млечный путь…

– Л-ложись спать, – еле слышно басит Псих.

– Мне не хочется.

Он поворачивается:

– Н-не удобно, как-то… Л-ложись ты на кровать, а я…

– Нет, нет! – говорю я, скукоживаясь в огромном ультра-современном кресле. – Все нормально. Правда. Мне здесь удобно.

– Я м-могу и на-а полу…

– В тебе почти два метра роста, а я все равно не усну. Слушай, – тихо говорю я, – зачем ты отдал Олегу ключ?

– П-поверь, так, действительно, л-лучше, – он зевает. – Н-надо поспать.

– Я знаю, знаю. Просто… очень плохо сплю в последнее время.

Псих кивает и отворачивается.

Поднимаю глаза и смотрю на черную бесконечность над головой. Мои глаза медленно изучают карту звездного неба. Веки становятся тяжелее. Я ежусь в кресле, подбираю под себя ноги и закрываю глаза буквально на секунду…

«…– Заткнись и смотри! – рычит мне Максим.

И там, за кулисами самого жуткого в мире аттракциона, он прижимает меня к себе – я слышу его рваное дыхание, чувствую боль от его рук, которые рады бы вырвать из меня куски плоти, да не могут, чувствую, как долбит отбойный внутри его груди. И смотрю.

На арене, в полукруге смерти, слабым светом фонаря – полоса смерти на земле. Теперь я вижу, как это выглядит изнутри. Когда ты охотник…

Там стоит женщина – она смотрит по сторонам, вертит головой, еще не зная, что вот-вот начнется самая увлекательная игра, и жить ей осталось одну ночь. Она озирается, оглядывается, оборачивается…

…её лицо, шея и одежда вымазаны красным, грязные волосы слиплись, и в тусклом, желтом свете уличного фонаря красное становится черным. Она смотрит прямо мне в глаза – моя обезумевшая от крови копия поднимает вверх руку – кровь огромными красными каплями стекает по бледной коже запястья, оставляя густые, блестящие полосы. Тонкие пальцы сжимают узкий, длинный окровавленный осколок. Я машу рукой и улыбаюсь…»

– Я не смогу этого сделать!

Губы дрожат, руки судорожно сжимаются в кулаки, но тут же разжимаются, бессильно хватаясь за воздух.

– Придется, – устало выдыхает призрак.

– Что тебе нужно? – голос взмолился и звонко взвизгнул на «у». – Чего хочешь?

– Ничего.

Карие глаза судорожно мечутся по лицу призрака, заискивающие ловят взгляд, но молодое лицо бесстрастно смотрит на предсмертные судороги унижающегося человека. Призрак тихо говорит:

– У тебя есть время до завтрашнего вечера.

Он разворачивается, делает шаг…

– Стой! – кричит юрист-бухгалтер.

Он подается вперед, но спотыкается – падает на колени, и грохот грузного тела смягчает пыльное ковровое покрытие. Призрак останавливается и, глядя через плечо на дрожь откормленной спины, равнодушно наблюдает за ползущим к его ногам человеком.

– Я не смогу, – пыхтит розовощекий, всхлипывает и на выдохе давится истерикой. – У меня рука не поднимется…

Призрак сочувственно кивает:

– Понимаю, – тихо говорит он. – Ставить подписи на бумагах гораздо проще. Вообще, покрывать ублюдков легко и весело.

– Я и тебя покрывал!

– А я и не говорил, что я не ублюдок. Просто, как любой моральный урод, имею свои собственные, я бы даже сказал, личные мотивы. В частности, я не люблю, когда воруют у тех, кто не может за себя постоять.

– Это было восемь лет назад! – умоляет розовощекий.

Призрак удивленно поднимает брови. Он поворачивается и ухмыляется:

– То есть, раз давно, значит и вовсе не существовало?

Призрак делает шаг, садится на корточки и, вглядываясь в лицо Розовощекого, тихо говорит:

– Ну, что ж… тогда посмотрим на будущее твоими глазами: когда-нибудь завтрашний вечер станет историей. Довольно быстро, к сожалению, и, знаешь… боюсь, мало найдется тех, кто вспомнит о тебе. Пройдет еще восемь лет, и наше завтра станет далеким прошлым. Настолько далеким, что, согласно твоей логике, просто перестанет существовать. То есть, ты как бы сдохнешь, а с другой стороны, вроде как и нет.

– Я не смогу убить себя… – рыдает бухгалтер-юрист.

– Придется учиться, – призрак поднимается на ноги. – Мы ведь договаривались, верно?

Легкое, гибкое тело Призрака разворачивается и неспешно пересекает комнату. Но, прежде чем уйти Призрак бросает через плечо:

– Если у тебя не получится, я вернусь и научу тебя.

***

«…Она смотрит прямо мне в глаза – моя обезумевшая от крови копия поднимает вверх руку – кровь огромными красными каплями стекает по бледной коже запястья, оставляя густые, блестящие полосы. Тонкие пальцы сжимают узкий, длинный окровавленный осколок. Я машу рукой и улыбаюсь…»

Вздрагиваю и открываю глаза – кромешная тьма, и мне нужно время, чтобы понять, где я. Щурюсь, моргаю, тру рукой лицо, мычу:

– Зараза…

Пытаюсь повернуть голову, но шею мгновенно пронзает боль – затекла так, что и не повернуться. Вытягиваю ноги и руки, выгибаю спину и, шевеля одними губами, скверно ругаю новомодную мебель за никчемность. На любое движение тело отвечает быстрыми, болезненными разрядами, словно мстит мне за кресло в стиле хай-тек. Осторожно опускаю ноги на пол и смотрю на кровать – ровный монотонный храп выглядит, как поднимающаяся и опускающаяся грудная клетка, раскрытый рот и беззащитная безмятежность на стареющем лице. Медленно, чтобы не спугнуть спящего Психа, поднимаюсь на ноги, обхожу кресло и крадусь к противоположной части комнаты – мне кажется, хруст затекших суставов отражается от стен и огромная комната становится не такой уж и большой. В колене звонко щелкает, да так, что я останавливаюсь и оборачиваюсь – храп и сопение – сонными волнами. Как он может спать так крепко? Как он вообще может спать? Но в ответ память услужливо подсовывает мне картинки из прошлого, не настолько далекого, чтобы забыть оторванные руки, лицо в крови и челюсти, привыкшие к сырой человечине. Он так долго прожил на восьмом кругу ада, что девятый не стал для него неожиданностью.