Польский крест советской контрразведки. Польская линия в работе ВЧК-НКВД. 1918-1938 - читать онлайн книгу. Автор: Александр Зданович cтр.№ 47

Высшие партийные и чекистские инстанции обратили внимание на НВО лишь в начале 1925 г. Поводом к этому послужил так называемый Ямпольский инцидент. В ночь с 7 на 8 января отряд «активной разведки», прижатый польскими войсками к границе, с боем прорывался на нашу территорию. «Активисты» были одеты в польскую военную форму, поэтому наши пограничники, не уведомленные заранее о переходе партизан, вступили с ними в перестрелку. Не разобравшись в обстановке, боевики НВО разгромили советскую погранзаставу, приняв ее за вражеский кордон ^[355]. А вот, что докладывал в Москву начальник погранохраны ГПУ УССР Н. Быстрых: «По донесению Волынской губернской пограничной охраны 5 января… отрядом польских войск в составе 40 пеших и трех конных было совершено нападение на управление 2 комендатуры Ямпольского отряда и расположенную при ней заставу № 5…» ^[356]. Получается, что даже такой высокопоставленный начальник не имел реальной информации.

Надо полагать, что вскоре в ОГПУ поступили уточняющие данные, указывавшие на причастность к нападению отряда «активной разведки». Реакция Ф. Дзержинского была быстрой и жесткой. Процитируем фрагмент его записки председателю ГПУ Украины В. Балицкому, составленной по «горячим следам». «Безответственным действиям Разведупра, втягивающим нас в конфликты с соседними государствами, — писал руководитель чекистского ведомства, — надо положить властно предел. Случай в Ямполе доказал, что на нашей территории существуют банды (выделено мной. -А.З.) против поляков, как равно и при содействии с нашей стороны работают банды за кордоном. Прошу Вас прислать мне срочно весь имеющийся у Вас материал…» ^[357]. После ознакомления с присланными документами Ф. Дзержинский подготовил проект постановления инициированной им комиссии Политбюро ЦК ВКП(б) по вопросу об «активной разведке» ^[358]. Эта записка легла в основу соответствующего постановления высшей исполнительной инстанции Компартии. В этом решении прямо говорилось о том, что с установлением более или менее нормальных дипломатических отношений с соседними странами из Разведупра неоднократно давались директивы о прекращении активных действий, но эти директивы не выполнялись в силу ряда обстоятельств. Исходя из этого, члены Политбюро посчитали необходимым: «а) активную разведку в настоящем ее виде (организация связи, снабжения и руководства диверсионными отрядами на территории Польской Республики) — ликвидировать; б) ни в одной стране не должно быть наших активных боевых групп, производящих боевые акты и получающих от нас непосредственно средства, указания и руководство» ^[359]. Одновременно в пункте № 12 постановления Политбюро отмечалось, что польские власти не имеют прямых доказательств действий на их территории руководимых из Москвы отрядов «активной разведки», а посему «всяким нападкам с польской стороны должен быть дан решительный отпор» ^[360]. Ф. Дзержинскому было предложено наложить взыскание в виде строгого выговора на полномочного представителя ОГПУ по Западному краю председателя ГПУ БССР Ф. Медведя за отдание без разрешения из Москвы приказа на проведение описанной выше операции в польском городе Столбцы.

После необходимого рассмотрения вопроса об «активной разведке» в плане его влияния на формирование польским руководством образа врага в лице СССР в середине 1920-х гг. возвратимся к оценкам Польши со стороны Коминтерна. Сразу отмечу, что от взглядов ОГПУ и Разведупра они практически не отличались. Однако здесь нельзя не упомянуть о том, что многие руководители польской Компартии заняли опрометчивую (если не сказать предательскую) позицию и высказались за поддержку переворота Пилсудского в мае 1926 г. Их, конечно же, «поправили» в Исполкоме Коминтерна, но политическое доверие они безвозвратно утратили, В протоколе заседания Политбюро ЦК РКП(б) от 29 мая 1926 г. прямо указано, что необходимо незамедлительно направить в ЦК польской Компартии телеграмму следующего содержания: «Голосование за Пилсудского считаем преступлением (выделено мной. — А.З.). Категорически требуем голосования против при всех условиях… Наше мнение абсолютно категорично и абсолютно единодушно. Ваше заявление, будто ошибки Польского ЦК являются ошибками только терминологического или стилистического характера, встречает наш самый решительный протест. На деле эта ошибка — грубейшая политическая ошибка оппортунистического характера. Если не поймете и не признаете этого, можете привести партию к катастрофе» ^[361]. В связи с процитированной выдержкой, несколько забегая вперед, отмечу, что в 1930-х гг. крупные польские политэмигранты в СССР дорого заплатили за свои и соратников по партии ошибки — были подвергнуты самым жестким репрессиям, вплоть до расстрела.

Польша определялась как главный противник не только в секретных документах Штаба РККА, аппарата ВЧК-ОГПУ и Коминтерна, но и в средствах массовой информации. Здесь видна позиция высших партийных инстанций, поскольку вся тогдашняя пресса работала под жестким контролем ЦК РКП(б), а публикации на внешнеполитические темы редко появлялись без конкретного указания Политбюро. На страницах газет и журналов культивировался образ «хищной», «белопанской», «буржуазно-помещичьей» Польши. Она стала символом «агрессивного капиталистического окружения» страны Советов, воплощением «образа главного врага». В журнале «Военное дело» была, к примеру, напечатана статья бывшего в то время начальником Оперативного управления Полевого штаба РВСР, будущего Маршала Советского Союза Бориса Шапошникова, «проникнутая насквозь духом грубого шовинизма». В этой статье «природное иезуитство ляхов противопоставлялось честному и открытому духу великорусского племени» ^[362]. Правда, в данном случае Реввоенсовет одернул Б. Шапошникова и даже приостановил издание журнала до полной замены редакции ^[363].

Кто является главным врагом, обозначало и непосредственно военно-политическое руководство Советской России, а затем и СССР. Ничем иным нельзя объяснить решение Политбюро ЦК РКП(б) о возвращении М. Тухачевского на должность командующего Западным фронтом в 1922 г. Это можно рассматривать как открыто выраженную советской стороной угрозу начать боевые действия против Польши в случае начала десантных операций врангелевских войск на юге России ^[364]. Через три года, выступая на 7-м Всебелорусском съезде Советов в Минске, М. Тухачевский, явно с позволения высшего руководства, призвал правительство Белоруссии «поставить в повестку дня вопрос о войне с Польшей» ^[365].