Вот и всегда я так – вроде, на что-то решусь, первый шаг сделаю – и тут же в кусты. Надо что-то делать с этой порочной практикой. Я решительно шагнула и оказалась в комнате, машинально отметив общую убогость – замызганные шторы, обои в подтеках, ободранная мебель, колченогий стол. Этот самый стол стоял между двух кроватей, на которых тесно сидели парни и девчонки. Я даже не сразу вычленила Ленечку. Он уставился на меня широко распахнутыми глазами, а у меня вдруг что-то подкатило к горлу – я и забыла, какой он симпатичный! Симпатичный и чужой…
– Привет! – кивнул мне какой-то парень и подвинулся: – Садись.
Я оказалась вжата в неудобную металлическую спинку допотопной кровати. Зато было мягко – похоже, я оказалась на подушке. Ленечка сидел напротив, но я старательно отводила от него взгляд. Тем более, в моей руке оказался стаканчик. Что туда налили, я проследить не успела, поэтому осторожно поднесла к носу и понюхала жидкость – пахло спиртом.
– Это текила, – заметив мое замешательство, сказал тот же парень. Однако неплохо зарабатывают господа артисты! – Надо насыпать на руку соль и приготовить лимон…
– Знаю, – перебила я.
Будут еще всякие учить меня пить текилу! Да мы на работе этой текилы… Я залпом выпила и проделала все необходимые манипуляции. После этого про меня словно забыли. То есть перестали обращать повышенное внимание, и возобновился прерванный разговор.
– А я говорю, Геннадий все правильно делает, – с жаром сказал угощавший меня парень.
– Но он же ломает людей, – возмущенно заговорила круглолицая шатенка, сидевшая, между прочим, вплотную к Ленечке.
– Ну и правильно! Он же режиссер! Недаром говорят, актер сам по себе ничто, просто исходный материал, а уж что в итоге из него получится, зависит только от режиссера.
– Тебя послушать, так режиссер может кого попало с улицы взять и звезду сделать!
– А что, разве не так? – прищурился парень. – Вроде, блатных у нас тут нет, значит, все с улицы… вот разве что ты, – вдруг повернулся он ко мне. – Ты вообще откуда?
– Из массовки, – брякнула я.
– Что-то я тебя не помню…
– А я новенькая.
– Не блатная? – с тревогой поинтересовался он.
– А что, – насмешливо протянула я, – у вас тут даже третье дерево в пятом ряду по блату берут?
Народ посмеялся и свернул на тему каких-то общих знакомых. Кто-то отошел к окну покурить, кто-то начал искать новую бутылку, а я, воспользовавшись переменой блюд, подошла к Лене:
– Можно тебя на минутку?
Он поднялся, при этом шатенка капризно протянула:
– Только недолго.
Мы миновали коридор и спустились на один пролет вниз по лестнице. Я увидела, что шахта лифта затянута мелкой металлической сеткой, и спросила:
– Зачем тут сетка?
Как будто это единственное, что меня в данный момент интересовало!
– Чтобы студенты не бросались, – усмехнулся Леня. – У них тут даже анекдот на эту тему есть: «За попытку самоубийства – исключение из института».
– А с чего бы им бросаться?
– Так они ж тут поэты всякие и писатели…
– Неправильно говорить – поэты и писатели, – машинально поправила я. – Надо – поэты и прозаики. Потому что поэты – они тоже писатели…
Леня ничего не ответил, и я почувствовала себя полной дурой. Притащилась без приглашения, как скандальная женушка, вытаскивающая непутевого муженька с гулянки, и еще умничаю!
Пауза затягивалась.
– Почему ты не позвонил? – наконец спросила я.
– Когда?
– Когда приехал? – начала закипать я. – Договаривались же!
Он повернул ко мне злое лицо:
– Договаривались? А как ты меня проводила, помнишь? Да у тебя на лице радость была написана крупными буквами!
– Какая еще радость, – возмущенно воскликнула я, отводя глаза.
Ну да, да, он прав! Он все терпел, вот я и – всплыло вдруг какое-то старинное слово – куражилась… А что, сам виноват! Зачем позволял?
– Зачем позволял? – повторила я вслух.
– Ну да, – издевательски протянул он. – Еще не знал, что вы только дрессировку понимаете.
– Кто это – вы?
– Да бабы.
Я смотрела на него и не узнавала: вроде, все тот же Ленечка, милый и наивный, в закатанном сером свитере… Кстати, сейчас на нем была майка с непонятной надписью, кажется, на французском, и модные джинсы на бедрах. Но откуда этот жесткий взгляд, насмешливый голос, а, главное, где слов-то таких набрался?
– Ленечка… – ошарашенно протянула я.
– Не обращайся ко мне как к ребенку.
– Да что с тобой? – Я попыталась заглянуть ему в глаза, но он облокотился на перила и смотрел вниз, на противосуицидную сетку.
– Что, не нравится? – резко отозвался он. – А мне, думаешь, нравилось, как ты со мной обращаешься?
– Что же ты молчал? – едва не завопила я.
– Да интересно было, на сколько тебя хватит, когда начнешь вести себя как нормальный человек…
– Врешь ты все, – убежденно проговорила я. – Если бы это было так, ты бы мне таких писем не писал!
Это был удар ниже пояса. Он и дернулся, как от удара, повернул ко мне исказившееся лицо.
– Ну да, писал, – наконец проговорил он. – Дурак был. Ты, наверно, потешалась и подругам показывала.
Тут уже замолчала я.
– Что, угадал? – правильно понял он.
– Только Лариске, – обреченно сказала я, потому что терять уже было, кажется, нечего.
– Этой балаболке? – сморщился он. – Скажи мне, кто твой друг!
– Кто бы говорил, – не осталась в долгу я.
– Да, теперь это мои друзья, – он наконец посмотрел мне в глаза. – И мне с ними хорошо!
– Быстро они тебя обработали, – язвительно отозвалась я. – Подогнали, так сказать, под стандарт. Пить ты уже пьешь. Может, уже и куришь? А, нет, голос – это же самое дорогое, что у нас есть, голос надо беречь! Ну ничего страшного, есть масса альтернативных способов…
– Надь, что ты несешь, – он первый раз за сегодня назвал меня по имени. – Ну извини, что не позвонил, так получилось, – без малейшего раскаяния в голосе сказал он. – Тут сразу столько всего навалилось…
– Я беспокоилась…
– Ты и правда тогда меня так встретила, что я подумал – зря все… – глухо проговорил он.
– Да? – возмутилась я. – А кто тебя на кастинг отвел? Кто тебя вообще позвонить заставил?
– Конечно, сам бы я никак не догадался!
– Сам ты не догадался даже телефон попросить!