– Ты ждешь других, чтобы сравнить? – парировала она.
– Ничего я не жду, – сказала я. – Просто у меня железной уверенности нет, понимаешь? А соглашаться ради того, чтобы что-нибудь не упустить и от кого-нибудь не отстать…
– А мне он понравился, – непререкаемым тоном возразила мама. – Скромный, вежливый. И симпатичный такой, светленький…
– Ой, ну просто с первого взгляда понравился!
– Да, я в людях хорошо разбираюсь. Будет тебя во всем слушаться, в рот смотреть.
– А если я не хочу, чтобы мне в рот смотрели?
– Хочешь, чтобы наоборот?
– Да не знаю я, – с досадой сказала я. – А что, золотой середины не бывает? Только крайности?
– Ох и глупенькая ты еще и у меня, – вздохнула мама.
– И ничего не глупенькая, – обиделась я.
Вода закипела, и я высыпала в кастрюлю твердые, как камни, пельмени. Они громко стукались о дно, расплескивая вокруг горячую воду.
Ленечка последний раз позвонил мне от своей сектанутой домохозяйки в субботу.
– Я сегодня уезжаю.
– Во сколько?
– В четырнадцать двадцать поезд.
– А вокзал какой?
– Павелецкий.
– А, ну да… Давай тогда полвторого там, где первый раз встречались, на «Павелецкой» кольцевой в конце зала…
– Зачем? – не понял Леня.
– Как зачем? Провожу тебя.
– А… – неопределенно отозвался он. – Ну давай.
Я положила трубку. Интересно, что его так поразило? Или я, по его мнению, совсем черствая особа, не способная ни на какие проводы?
Когда я одевалась, мама вынесла в прихожую пакет:
– Отдашь Лене.
Я с подозрением заглянула внутрь:
– Что там?
– Коробочка конфет, скажи, что его маме.
– Зачем? – воспротивилась я.
– А затем, – припечатала мама. – Пусть не думает, что ее сынок к какой-то акуле ездил. Они нам подарок передали?
– Рыбу в коробке из-под конфет, – буркнула я.
– Неважно. Мы тоже не будем неблагодарными.
– Ну ладно… – нехотя согласилась я и тут заметила в пакете еще какой-то сверток. – А это что?
– Это блинчики, – невозмутимо пояснила мама. – Ему в дорогу.
– Зачем? – опять возмутилась я. – Ну нет, конфеты – еще куда ни шло, а уж блинчики…
– Передашь, – настойчиво сказала мама. – Надь, ты что? Ему же больше суток ехать, а деньги он, наверное, уже все потратил.
– Он аванс в театре получил, – угрюмо заметила я.
– Ну и что!
Так и отправилась я к метро с кульком. Ленечка уже ждал меня на месте.
– Привет! – хрипло сказал он и шмыгнул носом.
– Ты что, заболел?
– Да вчера пива холодного на улице выпил…
– О господи! – простонала я. – Ты что, совсем дурак? Зачем на улице холодное пил?
– Ну мне пить захотелось…
– А ты о голосе своем подумал? – строго допрашивала я. – Сам же рассказывал: то нельзя, это нельзя… Притом летом!
– Надь, ну извини…
– «Извини»! – фыркнула я. – Что ты передо мной извиняешься, перед собой извиняйся… Ладно, пошли, – я потянула его за рукав.
Терпеть не могу вокзалы. Впрочем, еще не встречала ни одного человека, который бы их любил. Даже если там чисто и нет обезумевшей толпы – которая, впрочем, почти всегда есть – дух тревоги и беспокойства намертво въелся в вокзальные стены. И ничем его не вытравишь, аура тут такая, а вся эта «романтика дороги», по-моему, полная чушь, придуманная потасканными бардами в засаленных свитерах…
Стоп, о чем я думаю! Усилием воли я заставила мысли потечь в актуальном направлении – Ленечка уезжает! «Ленечка уезжает», – повторила я про себя и ровным счетом ничего не почувствовала. Да что ж со мной такое творится? Кажется, что-то в этом роде мы уже проходили. Там, на море…
– Внимание! Объявляется посадка на пассажирский поезд «Москва—Астрахань». Поезд отправится с первого пути, нумерация вагонов начинается с головы состава…
Когда мы зашли в вагон, Леня сунул сумку под полку и опустил ее, жестом пригласив меня присесть.
Вот это я тоже не люблю – вроде, все уже сказано, но времени до отправления еще вагон (в прямом смысле!), и надо продолжать о чем-то говорить, чтобы выбежать из поезда, ровно когда проводница пройдет, выкрикивая:
– Провожающие, на выход!
А потом еще стоять на перроне оставшиеся до отправления минуты и судорожно махать, пытаясь разобрать, что тебе говорят из-за стекла…
– Надь, – Леня взял меня за руку. – Ты меня ждать будешь?
– Ты в армию, что ли, уходишь?
Ленечка немедленно надулся, а я поспешила исправиться.
– Конечно, – сказала я, вложив в голос глубокое чувство.
Он сразу успокоился:
– Я скоро приеду.
– Когда? – послушно спросила я.
– Еще точно не знаю, когда со всеми делами разберусь…
– А репетиции когда начинаются?
– Да еще нескоро, через две недели…
– Ничего себе «нескоро»!
– Надь… Я скучать буду.
– Не скучай, – выдавила я, сглотнув комок в горле.
– А я уже скучаю, – просто сказал он.
– Здравствуйте! – В купе вошел улыбающийся здоровяк и грохнул на полку сумку.
– Здрасть… – нестройно ответили мы.
– Что такие грустные?
Так, начинается!
– Ладно пойду я, – решительно поднялась я и спохватилась, заметив у себя в руках пакет: – Это тебе.
– Что там? – испугался Леня.
«Бомба», – чуть не ляпнула я, но сдержалась и скороговоркой пояснила:
– Конфеты твоей маме и тебе в дорогу блинчики.
– Ты что, – растрогался он. – Спасибо, не надо было…
– А это не я, это мама, – все-таки не удержалась я.
Сосед разглядывал нас с веселым любопытством.
Ленечка тоже встал и потянулся меня поцеловать. Я отстранилась, он удивленно посмотрел на меня, и я смущенно пояснила:
– Ты болеешь…
Хорошо, что нас заслоняли верхние полки, и сосед не видел этой душераздирающей сцены. По крайней мере, я очень на это надеялась.
– Ладно, пока. Счастливо добраться. Пиши, звони, – торопливо попрощалась я.
– Пока, – грустно сказал Леня.
Уже выйдя в коридор, я услышала, как веселун-сосед спрашивает: