Отец и мать - читать онлайн книгу. Автор: Александр Донских cтр.№ 53

Евдокия Павловна, помолчав, сказала с улыбкой неожиданно, как подумала Екатерина, «хитренькой»:

– А послушай-ка, Катя! Приложись к мощам угодника Божьего, испроси подмоги. Как-нибудь так по-простому, по-бабьи возьми да попроси ребёночка. А? Что посмеиваешься? Он, пойми, наш святой, понимаешь – наш! А потому был и остаётся всем нам отцом и заступником. Я тебе черкну один адресок и записку к верному человеку, и он тебе тайком поможет приложиться к мощам. Правда, мощи увезены из Иркутска и теперь хранятся в музее истории атеизма в центральной России. Но это отвратительное злоумышление нынешних земных властей не припятствует многим верующим из наших краёв ездить к Иннокентию, правда, только с великой тайной, и испрашивать милостей у него. И ты съезди. Всенепременно съезди. Я тебе письмецо черкну для верного человека из того музея – он сам сибиряк и нам, своим землякам, шибко помогает, чтобы приложиться к мощам. С великим страхом, но помогает. Из Иркутска уж сколько людей съездило туда. И все они благодатью святого были одарены. Поезжай и ты, поезжай! Дай слово, родненькая. Как я хочу, чтобы ты была счастливой! Уж если не тебе должно быть даровано счастье, так кому же ещё?

Екатерина действительно усмехалась. Но она не насмехалась над старушкой, напротив, – умилялась каким-то детским простодушием человека, простотой веры его, однако, по молодости, несколько совестилась своего умиления, а потому и прикрылась, вольно и невольно, усмешкой.

Утвердительно качнула головой, но ни слова не произнесла: что-то в глубинах её всё же противилось, недовызрелось в ясность и крепость.

– Вот и славненько. Теперь и помирать мне будет легче.

Тополь зашелестел: ветер-верховик прошёл своими высотными путями. Обе посмотрели в его крону и на небо. Евдокия Павловна шепнула:

– Сам слушает нас, даёт знак.

«Где сказка, где жизнь?» – ласково подумала Екатерина, и ей показалось, что крона растёт из неба.

Скрипнула калитка дома, возле которого они сидели, на улицу вышли люди, видимо, хозяева, – молодой мужчина в ладно пригнанной военной форме офицера, женщина в белой, туго повязанной косынке, а между ними, шаловливо повисая на их руках, маленький, детсадовского возраста, мальчик. Они внимательно, но не взыскующе посмотрели на Евдокию Павловну и Екатерину, поздоровались почти что враз и, чуть ли не одновременным – строевым – шагом, пошли своей дорогой. Евдокия Павловна и Екатерина смотрели им вслед. Не хотелось вставать и уходить отсюда. И этот случайный дом, и этот случайный тополь, очевидно очень старый, но ни единой сутоты в нём не заметно было, отметила Екатерина, и эти случайные люди, вышедшие из калитки по своим неведомым делам, и эти случайные облака и верховик, зачем-то тревоживший ещё сонную листву старого тополя, да и эти разросшиеся на всю округу сочные, жизнелюбивые одуванчики, тоже случайные, – всё, всё, казалось бы, случайное, нечаянное, ускользающее в пространстве и времени, но всё это то и такое – ярко и нежно почувствовала Екатерина, – без чего не может быть полноты жизни, её смысла, её чарующих загадок.

– Пойдём, что ли, – с хрипинкой неохоты произнесла Евдокия Павловна.

Но не спешила встать. И Екатерина пока сидела.

Вечером Екатерина прочитывала замусленные, выжелтенные временем и чтениями рукописные странички дореволюционной ученической тетрадки с российским орлистым гербом и с какой-то типографской надписью, из которой считалось только одно слово – «благо». И минутами Екатерине начинало чудиться, что некий голос, хотя и тихий, но сильный, приходил до её слуха со стороны:

– Послушайте, возлюбленнии, се Христос Господь и Мария, Мати Его, свята сущи, изволиста со грешники вчинитися. Также и нам, братие, учитися, еже очищати души святым покаянием и ходити на молитву в дом Божий и приносити потребная. Приносите кто свещи, а кто просфоры, а кто сего не имеет, тот приходи в церковь на молитву с сокрушенною жертвою сердца, со слезами покаяния. Прежде всего бойся Бога, люби Его всею душею и сердцем и помышлением, а Пречистую Богоматерь и всех святых почитайте. А в церковь Божию безленостно приходите к вечерне, и заутрене, и обедни к началу, и слушайте Божественнаго пения со вниманием в молчании, а из церкве до отпуска не выходите. Аще далече от церкви, то ты можешь дома правило своё исправить, пение и поклоны по силе, а не ленись, да не безплоден будеши, аки древо сухое.

«Бойся Бога, люби Его всею душею и сердцем и помышлением, – перешёптывалось душой и губами Екатерины. – Да не безплоден будеши, аки древо сухое».

– Кротко живите и во Христе любовь нелицемерну имейте ко всякому христианину. Почитайте священников, яко Божии слуги, и всем церковникам честь воздавайте. И неприятеля своя люби, и Бога за них моли.

«Кротко живите, – уже многократным эхом звучало в душе. – И неприятеля своя люби, и Бога за них моли».

– А наипаче всего буди смирен, не высокоумен, не празднослови, скверных бесед бегай, друга не укори, не досади, в церкви Божией стой на молитве со страхом, не говори ни с кем и не помышляй зло в сердце своём, но точно глаголи: Господи, помилуй мя.

«Господи, помилуй мя! Господи, помилуй мя! Господи, помилуй мя!» – сама собой молилась душа.

– Како слепцы, тако и мы душевныма очима ослепленнии прелестию мира сего, не видим истиннаго пути, како прийти к истинному Солнцу – Свету Христу, понеже бо мир сей прельщает, много нам живота обещает. Обещает нам злато, но отымает от нас небесное благо.

«Како слепцы… Прийти к истинному Солнцу – Свету Христу…» – невольно прерывалась в чтении и задумывалась.

– По словеси Давидову: «Аз есмь червь, а не человек». Еще же и древа существо пременяется тлением: гнилое дерево, а видится в темном месте светло быта: аще рассмотриши и узриши точию тление и землю. Таковым образом и миряне, прилежащии земным вещем: аще приложит человек мысль на пищи и питии, что ему воздаст чрево, точию мотылие и прах. Аще же приложит человек тщание на купли и в торге мира сего, что себе приобрящет купец? Ничтоже, точию суету. А от сокровища и богатства своего ничтоже возмем, точию срачицу и саван. И аще человек оженится и дети приживет, сына оженит и дщери замуж выдаст и проживёт сто лет и больше, потом что? Смерть. А по смерти приобрящет тление.

«Смерть… смерть… тление… – просквозило холодком. – Аз есмь червь, а не человек», – страшила мысль древности человеческой.

– Как человеку на одной ноге нельзя идти, а тем более летать с одним крылом, так и человеку при одной вере без добрых дел не получить спасения. Блаженны помогающие нищему и убогому, в день страшный избавит их Господь. Деревья испускают масло, вино и миро, а ты, человек, ничего доброго не даешь. Травы испускают из себя благоуханные запахи, а деревья дают благовонные сладости. А ты, человек, даешь от себя смрад и мерзость, и другие нечистоты. О человек! Если не хочешь быть нечистым и мерзостным, а хочешь быть чистым, то очисти тело своё постом, укрась чистотой, омой тело своё слезами, испускай благоухание молитвой и тогда ко святым причтешься и Царство Небесное получишь.