Я ненавижу свою шею - читать онлайн книгу. Автор: Нора Эфрон cтр.№ 10

Понимаете, мысль о том, что мне нужны очки для чтения, просто мучительна. Мне невыносимо думать, что я не могу прочесть карту, найти имя в справочнике или посмотреть меню, открыть книгу и начать читать ее прямо сейчас. А лекарства? Про них даже не заикаюсь. Я ни слова не разберу на упаковке с лекарствами. Что там написано — принимать по две штуки каждые четыре часа или по четыре каждые два? А какой срок годности — «годен до 12.08.2007» или «срок годности истек, спасибо, до свидания»? И вот это уже серьезно. Ведь можно умереть, неправильно прочитав надпись на пачке таблеток! Хотя, по правде говоря, шрифты на этих упаковках специально делают такими мелкими, что разглядеть их не получится ни у кого. Мне кажется, я даже с нормальным зрением не в состоянии была разобрать эти надписи. А может, я просто уже не помню.

Стадия первая: у вас рождается ребенок

Для начала хочу сказать следующее: когда у меня появились дети, а случилось это не так уж давно, не было никакого «родительства» и «воспитания», как сейчас. Нет, конечно, у детей тогда тоже были мамы и папы, а следовательно, было и воспитание, но сама идея родительства как некой особой миссии находилась на зачаточной стадии, а то и вовсе отсутствовала.

Кто такой родитель? Это человек, у которого есть дети. Что значит быть родителем? Это значит любить своих детей, иногда с ними общаться, играть в мячик, читать сказки на ночь, научить их отличать салатную вилку от всех остальных вилок и говорить «спасибо» и «пожалуйста», иногда стричь им волосы и спрашивать, сделали ли они домашнее задание. Будьте готовы к тому, что время от времени у вас будут вырываться неожиданные фразы (неожиданные в том смысле, что то же самое говорили вам ваши родители и вы-то думали, что никогда не скажете такого своему ребенку):

В стародавние времена, когда родители оставались просто родителями, а не людьми, практикующими родительство, все было довольно легко. Не требовалось читать никакие книжки, потому что книжка существовала только одна — доктора Спока, педиатра, и в нее заглядывали лишь тогда, когда у ребенка была температура 39, круп или и то и другое. В прежние времена родители понимали, что у ребенка есть характер. Свой собственный характер, с которым он родился. Некоторое время ребенок с его характером вынужден был жить с вами и вашим характером, и вы делали все возможное, чтобы не поубивать друг друга. «Дети никогда не меняются», — часто слышала я в то время. Когда я родила первого ребенка, эта идея показалась мне очень странной. Почему же не меняются? Ведь когда ребенок совсем маленький, еще невозможно определить, какой у него будет характер. (Здесь я использую слово «характер» в самом широком смысле, имея в виду личность во всей ее многогранности.) Но постепенно малыш действительно проявлял индивидуальность, и, что удивительно, эти черты на самом деле не менялись. Например, когда ко мне домой заявилась полиция и сказала, что мой восьмилетка только что сбросил десяток яиц из окна пятого этажа на Вест-Энд-авеню, я сразу узнала в нем того годовалого малыша, который раз за разом опрокидывал на пол тарелку с зеленой фасолью, потому что это ой как весело.

В те времена — еще раз подчеркну, речь не о девятнадцатом веке, а о том, что было всего несколько лет назад, — никто не верил, будто бы можно изменить характер ребенка. Педиатр Томас Берри Брэзелтон, последователь Спока, ставший популярным в 1980-е, придерживался теории Пиаже. В его книгах младенцы делились на три категории: активные, средние, тихие. Он никогда даже не предполагал, что малыш-тихоня сможет стать активным, и наоборот. Ваш ребенок — это ваш ребенок: если он сводит вас с ума, так тому и быть, а если лежит в колыбельке и со счастливым видом разглядывает мобиль — значит, так будет всегда.

Все изменилось примерно в то же время, когда у меня появились дети. Возможно, виновато во всем женское движение с его постулатом о равной ответственности за детей: ведь женщины, как и мужчины, вскоре после рождения ребенка выходили на работу. Так появилось гендерно-нейтральное слово «родительство», и воспитание превратилось в нечто большее, чем бесконечные часы качественного времени, из которого оно обычно состоит. А может, наоборот, во всем виновата реакция на женское движение. Многим женщинам не хотелось возвращаться на работу и делиться обязанностями с мужьями, но они чувствовали себя виноватыми и в качестве компенсации сделали из воспитания пляски с бубнами.

Короче, однажды мы проснулись и поняли, что есть такая штука — родительство. Это было уже серьезно. И сложно. Родительство стало действием — активным, энергоемким и требующим самоотдачи. Практикующие родительство ставили ребенку Моцарта, когда он находился еще в утробе, отказывались от эпидуралки и кормили дитя грудью до тех пор, пока оно само не обучалось расстегивать маме блузку. А основывалось родительство на представлении о том, что ребенок — комок глины, из которого тяжелым трудом, поощрением и поддержкой можно слепить идеального человека, и однажды его обязательно примут в колледж по вашему выбору. Теперь родитель должен был уже не просто вырастить ребенка, а насильно закормить полезными знаниями, словно гуся для фуа-гра, модифицировать, настроить, подтолкнуть, улучшить. (Любопытно: то самое поколение родителей, которое свято верило в возможность вылепить идеального ребенка, придерживалось еще одной, противоположной теории — что все в человеке обусловлено генетически. Говорят, признаком интеллекта является способность удерживать в голове две противоречащие друг другу мысли, но что-то я сомневаюсь.)

Для достижения трансформации, которая и стала конечной целью родительства, понадобилась помощь различного дополнительного персонала — консультантов по сну, детских психиатров, обучающих терапевтов, семейных терапевтов, логопедов, репетиторов. При необходимости применяли также лекарства, «улучшающие поведение», которые случайно или неслучайно были изобретены в то же время, что и понятие родительства.

Подразумевалось, что любое время, проведенное с родителем, качественное. В результате от вас требовалось присутствие при самых скучных занятиях ребенка. Вы должны были всегда наблюдать, подбадривать, а если нужно, и наставлять, даже если ради этого вам пришлось угробить выходные и проехать три часа двадцать минут в одну сторону, а потом сидеть в темной и душной раздевалке спортивного зала. И пока за дверью ваше чадо терпело позорное поражение в шахматы, вам не разрешали взглянуть на матч даже одним глазком, потому что само ваше присутствие в зале могло подвергнуть чадо сильному стрессу. (Готовность обоих родителей всегда появляться на каком угодно мероприятии имела интересный побочный эффект. Школы переложили на мам и пап ответственность за технику безопасности на всех мероприятиях, где раньше роль наблюдателей выполняли специально обученные профессионалы.)