История философии. Реконструкция истории европейской философии через призму теории познания - читать онлайн книгу. Автор: Иван Шишков cтр.№ 324

Основное назначение трактата, по словам Соловьева, — «показать добро как правду… объяснить, как единый путь Добра… становится определеннее и полнее соответственно осложнениям жизненной среды, природной и исторической» ^[1948]. И далее: «Установить в безусловном нравственном начале внутреннюю и всестороннюю связь между истинною религией и здравою политикой — вот главное притязание… нравственной философии» ^[1949].

Задача этики в том и заключается, чтобы осознать Добро во всей его чистоте, полноте и силе. «Собственный предмет нравственной философии — подчеркивает Соловьев, есть понятие добра; выяснить всё, что разум… мыслит в этом понятии, и тем самым дать определенный ответ на главный для нас вопрос о должном содержаний или смысле нашей жизни — таков задача этой философской науки» ^[1950].

Для реализации этой задачи философ начинает с исследования природы нравственности. Как раз в первой части излагается учение о природной нравственности, на основании которого строится всё прочее здание нравственного мира. Основу общечеловеческой нравственности Соловьев находит в так называемых ее первичных данных, среди которых важнейшим оказывается чувство стыда. «Чувство стыда, — подчеркивает в этой связи S Соловьев, — …есть уже фактически безусловное отличие человека от низшей природы, так как ни у каких других животных этого чувства нет ни в какой степени…» ^[1951]

- Чувство стыда есть, по сути, онтологическая основа как физического, так и нравственного бытия человека. Перефразируя знаменитую онтологическую формулу Р. Декарта, Соловьев пишет: «я стыжусь, следовательно, существую, не физически только существую, но и нравственно, — я стыжусь своей животности, следовательно, я еще существую как человек» ^[1952].

' Вторым первичным данным нравственности является у Соловьева чувство жалости, или сострадания, выражающееся в ощущении чужого страдания или потребности. Жалость, или сострадание есть чувство чисто альтруистическое. Жалость обладает необходимым для основного начала нравственности характером всеобщности. В присущих человеку чувствах стыда и жалости определяется нравственное отношение человека как к собственной природе, так и ко всем другим живым существам. «Поскольку, — замечает в этой связи Соловьев, — человек стыдлив и жалостлив, он относится нравственно „к самому себе и ближнему⁴⁴…; бесстыдство и безжалостность, напротив, в корне подрывают его нравственный характер» ^{[1953] [1954]}.

Наконец, кроме этих двух основных чувств Соловьев находит в человеке еще одно, третье, не сводимое к первым двум, столь же первичное — это чувство благоговения. Это чувство принципиально отличается от первых двух своей направленностью не на человеческую природу и подобных ему существ, а на особое, высшее существо, «чего он ни стыдиться, ни жалеть не может, а перед чем он должен преклоняться»¹⁵*. Чувство благоговения (благочестия) или преклонения перед высшим существом, т. е. Богом, составляет у человека нравственную основу религии и религиозного порядка жизни. Стало быть, у человека чувство благоговения составляет нравственную основу религии, самую сущность религиозной жизни.

По мнению Соловьева, этими тремя основными чувствами — стыда, жалости и благоговения — исчерпывается вся область возможных нравственных отношений человека к тому, что ниже его, что равно ему и что выше его. Господство над чувственностью, солидарность с живыми существами и внутреннее добровольное подчинение сверхчеловеческому началу — вот незыблемые основы нравственной жизни человечества. Все прочие явления нравственной жизни, все так называемые добродетели Соловьев считает не более как различные видоизменения этих трех первичных данных нравственности. Именно на них и должно строиться учение о нравственности, определяющее все человеческие действия.

Среди добродетелей, производимых от указанных выше первичных данных нравственности, особое внимание Соловьев уделяет совести как средоточию нравственной жизни. Совесть для Соловьева — не более и не менее как «развитие стыда». Стыд и совесть имеют один и тот же смысл: это не добро, это не должно, это недостойно.

Положительное участие человека в общей жизни детерминируется идеей добра. Высшая нравственная максима, которой должно определяться поведение человека в общей жизни, получает у Соловьёва следующую окончательную формулировку: «Подчиняй плоть духу» ^[1955].

В данной формулировке находит свое выражение аскетический принцип нравственности, смысл которого сводится к тому, что истинный (нравственный) аскет приобретает власть над плотью не для укрепления формальных сил духа, а для лучшего содействия добру. Однако, по мнению Соловьева, этот принцип аскетизма может выполнить свое нравственное назначение только при условии соединения его с принципом альтруизма, коренящимся в жалости.

В свете этого принципа истинно добрым можно признать только то, что само по себе хорошо и потому во всех случаях сохраняет свой добрый характер, никогда не становясь злом. Поэтому подлинным основанием нравственности как добра в области человеческих отношений может быть только такое данное, из которого выводится общее и безусловное правило дл этих отношений. Такова, по Соловьеву, именно жалость по отношению к нам подобным, ибо жалеть все страждущие существа есть качество безусловно одобрительное. Понимаемый таким образом, данный принцип находит свое окончательное выражение в следующей формуле: «Поступай с другими так, как хочешь, чтобы они поступали с тобою самим»' ^[1956]. По сути, принцип альтруизма требует жить для других, помогать по возможности всем и служить чужому благу как своему собственному.

Итак, первая часть трактата — «Добро в человеческой природе» — это нравственность на ступени своей первичной и фактической данности, на ступени того, что дается непосредственно, нравственность в своих первичных данных. Ясно, однако, что нравственная данность в той человеческой природе, которая существует фактически, не находит своего завершения. Как справедливо отмечает А. Ф. Лосев, «нравственная область в человеке доходит самое большее до степени нравственного долга» ^[1957], который то выполняется, то не выполняется. Рассматриваемая через призму нравственного долга, человеческая нравственность доходит до понятия нравственной цельности* целостной жизни. Как раз в рамках целостной жизни, возникающей в результате исполнения нравственного долга, и совершается переход к сфере надчеловеческой нравственности, которая является предметом рассмотрения второй части трактата — «Добро от Бога».