История философии. Реконструкция истории европейской философии через призму теории познания - читать онлайн книгу. Автор: Иван Шишков cтр.№ 151

Призывая вернуться «назад к природе», Руссо имел в виду не то, чтобы от культуры возвратиться к природе, а то, чтобы натурализировать культуру, приблизить ее, насколько это возможно, к природе. Отношение Руссо к естественному, «непросвещенному» состоянию может быть выражено так: необходимо не возвращение к грубому состоянию природы, а превращение людей в таких людей природы, которые способны жить в обществе, но Ь обществе не современном, а идеальном.

Общественный идеал Руссо имеет в своей основе «гражданскую свободу». Трактат Руссо «Об общественном договоре» начинается со слов: «Человек рожден свободным, но повсюду он в оковах» ^[772]. Человек по своей природе добр, но на земле царит зло. Стало быть, рассуждает далее Руссо, люди должны сбросить оковы, победить зло и обрести свободу. Ведь отказаться от своей свободы — это значит отречься от своего человеческого достоинства, от прав человеческой природы. «Подобный отказ, — по словам женевского „одинокого мечтателя⁴⁴, — несовместим с природою человека; лишить человека свободы воли — это значит лишить его действия какой бы то ни было нравственности… Общая свобода есть следствие природы человека» ^[773].

Кроме того, проект будущего идеального общества Руссо считал возможным реализовать на пути новой формы воспитания, ориентированного в первую очередь на развитие природной индивидуальности. С этой целью он предлагал для свободного развития потребностей детей, чтоб они росли среди природы, в культурной жизни полагались больше на внутренний голос природы, а не на согласные с разумом размышления. Воспитание должно вестись на «лоне природы», сообразно с природой, потому что i «добрый дикарь» перенесенный в наше общество, не смог бы в нем жить. Согласно русо, ребенок от рождения не имеет никаких дурных черт, он — само совершенство. Задача воспитателя — сохранить его.

Этими своими рассуждениями Руссо фактически восстает против рационалистического характера Просвещения, отстаивавшего полную зависимость всего от «размышляющего разума», который имел свое основание " в природе вещей, и чистую, лишенную поэтичности и чувственности рассудочность. В отличие от своих друзей-просветителей Руссо делал ставку ^н не на разум, а на естественном, природном чувстве. Как справедливо подметил В. Виндельбанд, «Евангелие, которое он (Руссо. — К Ш.) проповедовал, было евангелием чувств… Он рвался из сухого, рассудочного Просвещения и придал своему насквозь здоровому стремлению форму провозглашения исконного права чувства»³⁹.

Превознесение права чувства привело Руссо к расхождению с просветителями и по другим вопросам, а именно, науки и религии. Он считал надменным допускать относительно вопросов человеческой жизни лишь то, что может признать наука, сближаясь в этом с «философией сердца» Б. Паскаля. Этим он противопоставлял себя и деизму, который ограничивал свои верования религиозными утверждениями, доступными научному познанию. И вслед за Паскалем он доказывал, что верховное божество — источник справедливости и добра, вера в него — требование не столько ума, сколько сердца. Религия находится не в голове, а в сердце и наука не смеет касаться сакрального содержания чувства. Своей религией чувства Руссо казался одним слишком религиозным, другим — недостаточно. Энциклопедисты-просветители, которые сначала считали его своим, стали нападать на него, когда он признался им в своей глубокой религиозности. Этим он изолировал себя от просветительского круга и мира ученых, превратившись в отвергнутого всеми «одинокого мечтателя».

Идея Руссо о вредном влиянии «просвещенной» культуры нашла свой отклик в умах многих мыслителей, но прежде всего в последнем поборнике великих идей Просвещения — Иммануиле Канте. По словам последнего, подобно тому, как Юм пробудил его от догматического сна в теории познания, Ж. -Ж. Руссо, который стал для него «вторым Ньютоном», прервал его догматическую дремоту в метафизике нравов. Именно с «Трактата о человеческой природе» Д. Юма и романа «Эмиль, или О воспитании» Ж. -Ж. Руссо началось духовное перерождение Канта и его переход на позицию критицизма. В своих работах «Предполагаемое начало человеческой истории» и «Идея всемирной истории во всемирнд-гражданском плане» Кант непосредственно отталкивался от идеи Руссо о неизбежном противостоянии культуры и природы человечества как фцзического рода и следует целиком его логике рассуждений о вредном, тлетворном влиянии «просвещенного», «окультуренного» разума на нравственное состояние человечества.

Перефразируя В. Виндельбанда ^[774], можно сказать, что все мы, фило софствующие сегодня — ученики Канта Как метко заметил в свое врем: этот выдающийся историк философии, «в обширном уме кёнигсбергской философа представлены в известном смысле все мотивы человеческол мышления о мире и жизни, равномерно затронуты все струны, и это при вело к тому, что так же, как уже сразу после него из его учения выросл" множество разных философских систем, каждая из которых могла притя зать на последовательное развитие его принципов, и в дальнейшем в зави симости от господствующей направленности философы брали из его уче ния то, что представлялось важным им» ^[775]. Стало быть, философия Кант; столь богата своим содержанием, что фактически каждый, кто обращаете; к филреофии, неважно, кто он — критик или сторонник философии вели кого кёнигсбергца — всегда найдет в ней что-то свое.

В этом смысле Кант сродни с Сократом, личность и философия которо го столь всеобъемлюща, многогранна, что даже сегодня — спустя боле" двух с половиной тысячи лет — мы вынуждены обращаться к этой зага дочной и величественной фигуре. Если Канта и можно сравнивать с кем-то то, пожалуй, лишь с Сократом, ибо между ними много общего как в лич ностном, так и философском плане. И тот, и другой оказали самое значи тельное влияние на развитие европейской культуры ^[776]. Оба символизирова ли собой один и тот же стиль философствования, тип настоящего мудрец* и философа, не только постоянно ищущего истину, но и живущего в соот ветствии с ней. Оба обвинялись в покушении на государственную религию и в «развращении молодежи». Оба считали себя в этом невиновными v