Этот прекрасный мир - читать онлайн книгу. Автор: Генри Миллер cтр.№ 46

Сюрреалисты пытаются открыть магическую камеру человеческого бытия при помощи знания. Вот в чем их фатальная ошибка. Они смотрят назад, вместо того чтобы смотреть вперед. Дискредитирование мира реальности, как они полагают, это акт воли, а не судьбы. Истинная дискредитация происходит в молчании, скромно и в одиночестве. Люди объединяются вместе, чтобы провозгласить идеал или принцип, или чтобы учредить движение, или чтобы основать культ. Но если бы они истинно верили, каждый и все по отдельности, от всего сердца, им бы не понадобилось набирать численность движения, не потребовалось формулировать веру, принципы и все прочее. Страх выступить в одиночестве – это свидетельство того, что вера слаба. Человек счастливее в толпе, он чувствует себя в безопасности и верит в справедливость того, что делает. Однако толпы никогда не добивались ничего, кроме разрушения. Человек, который хочет организовать движение, требует помощи, чтобы свергнуть что-то или кого-то, чего он не может сделать один. Действительно творческий человек работает в одиночку и не просит помощи. Человек, действующий один, согласно своей вере, может достичь того, чего не в состоянии добиться даже тренированная армия. Поверить в собственные силы, в себя, по-видимому, самая трудная задача на свете. К сожалению, не существует ничего, абсолютно ничего более эффективного, чем вера в себя. Когда движение распадается, от него остается только память о человеке, который организовал движение, верил в то, что он говорил и что делал. Все остальные безымянны; их вклад ограничился только верой в идею. А этого всегда недостаточно.

Как раз в момент, когда я разделался с вышеприведенной проблемой, ко мне кто-то заходит и передает еще одну книгу, изданную Гербертом Ридом, с названием «Подразделение 1». Подразделение 1 – это название группы из одиннадцати английских художников, объединившихся вместе, чтобы помогать друг другу и защищать свои убеждения. «Подразделение 1, – говорит Пол Нэш, – выступает за истинно современные идеи, самое актуальное в сегодняшней живописи, скульптуре и архитектуре».

Мистер Рид, автор предисловия к книге, заявляет, что «современный художник по сути своей индивидуалист; его общее направление – не следовать никакому канону, никакому лозунгу, никаким наставлениям, но быть как можно более оригинальным, самим собой и выражать себя через искусство». Из утверждений мистера Рида следует, таким образом, что рассматриваемая им группа состоит не из современных художников и не из индивидуальностей, а просто из рядовых подражателей, людей без оригинального лица, объединившихся между собой для самозащиты… Со страниц книги в виде репродукций перед вами предстают привидения Бранкузи, Пикассо, Брака, де Кирико, Макса Эрнста и других. «Подразделение 1», как нас информируют, не является группой «новых» художников. Нет, это британские художники с уже устоявшейся репутацией. Хотя это равнозначно утверждению, что британского искусства не существует!

Самая разоблачительная черта лежащей передо мной маленькой книжицы – заявления самих художников, помещенные в ответ на предложенную им анкету. Меня озадачивает одна особенность британской ментальности. Вы задаете кому-нибудь определенный вопрос, а этот кто-нибудь начинает говорить о пробке в его ушах или о ливне в Уганде прошлым летом. Как правило, анкеты носят идиотский характер, и данная из общего правила не исключение. Тем не менее анкеты дают художникам возможность поговорить об искусстве, а не о яблочном соусе. Британские художники, подобно британским генералам, отличаются бестолковостью. Возможно, виною тому туманы, в которых работают. Возможно, так влияет на них английская кухня. Бог знает отчего, но факт остается фактом: все одиннадцать индивидуальностей книги выражаются как ученики средней школы. Очень трудно извлечь ясную идею из того, что они пытаются доказать, поскольку ни у кого из них в голове нет ни одной ясной мысли.

Возьмем, например, высказывание Джона Армстронга, живописца: «Выясняется, что моя живопись не способна сохранять равновесие, стоя на собственных ногах, и в еще меньшей степени подниматься на них, и что, возможно, живопись вообще непригодна к тому, чтобы чего-нибудь достичь, и что само искусство требует пинка сзади от религии или политики или тычка вверх от архитектуры».

Или следующее от Дугласа Купера, который отвечает за Эдварда Бурру: «Иеронимус Босх был моралистом, он пытался образовывать людей своего времени и не просто фантазировал, но придавал пластическую форму тому, что в его время считалось непререкаемыми истинами: таков же и Бурра. Они оба фантазеры, но в то время как Босх в течение всей своей жизни занимался образованием публики (потому что фламандское искусство пятнадцатого века имело литературный характер), Бурра, освобожденный „маршем прогресса“ от такой необходимости, полагался полностью на воображение, уносившее его в царство сюрреального». (Отметим тот факт, что оба имени начинаются с буквы Б, что как будто и устанавливает между ними связь. Почему Купер не упоминает в своей заметке очевидного учителя Бурры, то есть де Кирико, остается для меня загадкой.)

Или следующие глубокие мысли Эдварда Уэдсворта: «Мы меняемся с возрастом, но без изменений мы мертвы… Искусство эволюционирует вместе с человеческой расой… Художники этой страны вносят – время от времени – свой вклад в идеографию живописи Запада, и они будут продолжать это делать, если соединят свое мастерство с более универсальной точкой зрения на то, что хотят выразить».

Мне кажется, в этих высказываниях проявляется своего рода специально культивируемая придурковатость. Любого, удостоенного общения с британцами, это не удивляет. Как говорит мой друг Лоуренс Даррел: «Они перепутали внутреннюю борьбу с внешней. И затирают пудрой открытую язву». Собственно говоря, им даже не нужно заходить так далеко: достаточно притвориться, что язвы не существует. Причина, по которой в Британии не появилось ни одного художника, поэта или музыканта с громким именем, кроется в том, что со времен елизаветинской эпохи здесь все ходят с шорами на глазах. Они создают «нереальность», прямую противоположность «сюрреальности», как один из этих художников выразился. Вполне также возможно, что усилие, приложенное к созданию Шекспира, – по-видимому, главное достижение британского гения, – оказалось настолько чрезмерным, что на долю других художников, пришедших после него, не осталось ни крошки. И даже Шекспир, самый великий из всех, в общем-то особой оригинальностью не блистал.

Учтивый, покровительственный тон, с которым Пол Нэш признает у британцев недостаток оригинальности, также кажется мне типично британским. «Тот род искусства, которым занимаются члены „Подразделения 1“, – жизнерадостно утверждает он, – несомненно объясняется его происхождением; подобия ему можно обнаружить во многих сегодняшних странах, что, однако, не является доводом в пользу их недооценки». Если это не причина недооценки, то тогда мне хотелось бы знать достоинства. Подобное заявление мог бы сделать один из британских дипломатов, известных, как мы все знаем, искусством говорить ни о чем. Подобного же рода туман обнаруживается и во «Введении» Герберта Рида к книге «Сюрреализм». Вынужденный каким-то образом все же упомянуть в нем Уиндема Льюиса, вот как он его к своему повествованию присовокупляет: «Чтобы показать хоть какие-то признаки возрождения, английским пластическим искусствам пришлось ожидать влияния со стороны Пикассо. За последние двадцать лет у нас появилось нескольких потенциально великих художников – Уиндем Льюис один из них, – но все они страдают от гибельной формы индивидуализма. Английский грех всегда состоял в эксцентричности (sic!), в которой я, однако, не усматриваю недостатка общественного согласия». Что означает последняя фраза, я понятия не имею. Но прекрасно осознаю, что именно хотел сказать автор формулировкой «потенциально великими художниками», то есть художниками, у которых оборвали бутоны художества. С другой стороны, почему английские пластические искусства должны были ждать появления Пикассо, чтобы обрести новое вдохновение, совсем мне неясно. По какой причине? Потому что они его ожидали? Во всяком случае, при помощи непристойной ловкости рук автора Уиндем Льюис, единственный значительный английский художник, за исключением Д. Г. Лоуренса, порожденный Британией в течение нескольких поколений, легкомысленно отодвинут на задний план. Вполне очевидно, что Уиндем Льюис не моден, что он предпочитает, как всегда, оставаться Врагом. Уже это, по моему мнению, говорит в его пользу. Потому что когда бы ни появлялся в английском обществе талантливый художник, его тут же признавали Врагом № 1. Включая самого великого Шекспира! Возможно, это утешительно для пигмеев, которые сплотились вместе, веря в то, что надлежащее понимание марксистской диалектики вкупе с фрейдистским натиском решит их старую проблему, но я боюсь, они обречены на горькое разочарование. Чтобы породить настоящее искусство, Англии следует пройти через радикальную трансформацию. Возможно даже, ей придется поменять климат! Или подождать еще лет пятьсот, чтобы заполучить вдохновение. Остается вопрос, откуда почерпнул его сам Пикассо?