Лебеди улетают - читать онлайн книгу. Автор: Мария Семенова cтр.№ 57

Совсем не горькая жизнь была теперь у Красы, хуже вышло бы, не уведи ее Ратша тогда с берега речного, с рабского торга: куда, к кому попала бы, может, давно утопилась бы, глумления не снеся!.. А вот поди же ты – всякое ясное утро уходила Краса за ворота детинца, на самый обрыв, и кланялась там Даждьбогу, умывающему в росе свой огненный лик… Неугомонные отроки подкрались однажды послушать, о чем просила, да и убрались пристыженные жестоко. Ни о чем не молила Краса ни для себя, ни для сына. Лишь наказывала солнцу небесному поласковее пригреть родную сторону полянскую, навеки потерянную, благословить золотым лучом родительский дом в далеком Киеве-граде… Не видать ей никогда отеческого порога – кто же ее, вольноотпущенницу, туда повезет!

Всеслава смотрела на нее и загадывала: вот опорожнят на пиру глубокие свадебные чаши, и уговорит она Ратшу взять Красу к ним в дом. Не меньшицею – так просто, ей, жене старшей, помощницей-подружкою…

Потом она стала зазывать ее к себе. Краса, отвыкшая от дружеской ласки, сперва робко отнекивалась, но однажды вечером пришла-таки на боярский двор. Пришла в чистом платье, теплом шерстяном плаще и красивой кике, еще Ратшей когда-то ей подаренной. Рукоделие с собой принесла и сушеных семян – просила ее Всеслава поучить пряники вкусные печь.

Что из этого получилось, Пелко видел сам. Ратша ныне часто поручал ему проезжать белого Вихоря, чтобы не застаивался, не скучал конь. И так уж оно выходило, что Пелко ни разу не сумел далеко объехать боярского двора, нес его своевольный Вихорь вдоль самого забора, пофыркивал и тоже, кажется, ждал: не выглянет ли Всеслава. И вот повезло: стукнула дверь, вышла на крыльцо боярская дочь. Ухнуло сердце у бедного Пелко, перехватило дыхание, прошла по всему телу горячая мучительная волна! Не сразу и разглядел, что у Всеславы горели по щекам малиновые пятна, а на плечах не было даже платка.

Следом за Всеславой из дому появилась Краса. Спокойно соступила с крылечка на мокрые деревянные мостки, обернулась и низко, в пояс, поклонилась открытой двери – да не двери, знать, а боярыне, оставшейся в избе. А потом так же спокойно поправила серый плащ и пошла по мосткам через двор. Всеслава побежала ее проводить – мелкий дождь расшивал темными бисеринками льняную рубашку. Боярыня что-то крикнула ей из дому, но она притворилась, будто не слышала. Не дело воину бросать в беде побратима, негоже дочери воина отказываться от подруги. Они с Красой постояли немного возле калитки: поглядит кто незнакомый и не вдруг еще разберет, где тут рабыня несчастная, где боярское дитя. Потом поцеловались на прощание, и Всеслава пошла обратно домой. Ветер так и трепал ее волосы – бегом бежать бы в теплую избу! – но она не торопилась…

Пелко не останавливал Вихоря. Тот остановился сам и стоял, покуда не закрылась за Всеславой тесаная дверь. Потом выгнул шею, легонько ухватил седока за ногу в потертой кожаной штанине. Пелко погладил коня, вздохнул и шевельнул пятками: вперед!..

Они как раз направлялись вон из города, Краса же шла в крепость. Поэтому корел не заметил, как из Гетского двора, будто нарочно, выглянул Тьельвар, увидел Красу, что-то ей сказал. Та остановилась, ответила. Молодой гет притворил за собой ворота, и дальше они пошли вместе: знать, было и у Тьельвара в крепости какое-то дело.

Вольгаст-воевода сам был разумом проворен и другим дремать в лености не давал. Так и ныне. Только-только отхлестал себя веничком в бане, только-только смыл пот и грязь долгого похода, даже волосы как следует еще не просохли – подступил к старому Ждану:

– Думу вот думаю, Твердятич… А кабы обнести нам град наш новым забралом, да не деревянным, а каменным!

– Ишь ведь чего насмотрелся по чужим землям-то, за морями! – Могучий Ждан запустил пальцы в сивую гущину бороды. – С князем хоть посоветуйся допрежь, неуемный…

Молодой варяг хитро улыбнулся пятнистым от ожогов лицом:

– Кнез мне уже сказывал – по сему быть.

Правду молвить, не так-то часто он, не по летам суровый, допускал до себя улыбку. Сказывали – довелось ему однажды уцелеть одному-единственному из почти сорока молодцов, вышедших в морс на острогрудой стремительной снекке. Победителиданы, вдвое превосходившие силой, едва не спалили Вольгаста на погребальном корабле своего вождя, которого тот зарубил в бою один на один, – выручил варяжский Бог Святовит: наслал свирепую бурю, унял смертный огонь… Да мало ли что еще про него говорили, ведь даже самое имя воеводы ладожские словене произносили по-разному: одни Вольгой называли, другие Олегом – кому как выговаривалось.

А про замыслы его о крепости каменной в доме боярском, как и во многих других ладожских домах, сведали скоро. Разом пали на колена перед хозяйкой оба раба:

– Смилосердствуйся, государыня! Олег-воевода посулился всех нас, холопей, кто камни тяжкие возить пособит, на свободу выкупить…

Вот тебе и опора осиротевшему без хозяина дому, вот тебе и защита в беде!.. Невольник – он невольник и есть, сколько ты его ни корми. Все забудет, услыхав про вольную волю. Боярыня утерла рукавом обильно покатившуюся слезу:

– Ступайте, ребятушки, разве ж удержишь вас теперь… Добром не отпущу, так убежите небось!..

И остались они в тот же вечер с доченькой Всеславушкой одни. Легли спать, тесно прижавшись друг к дружке, уверенности ради, не для тепла. Задули светец и долго слушали, как тонкими, слабыми ножками переступал по земляной крыше ночной дождь. И опять никто не стукнул в ворота, не прошагал устало через двор к крыльцу…

А утром предстояли хлопоты: созывать мужатых соседушек – помогать у печи; веселых дочкиных подружек – раскрывать сундуки, готовить наряд бедной невесте. Донесли же боярыне добрые люди, будто Ратша, уча глупышей-детских боевому умению, сломал один за другим два железных меча и плюнул в сердцах: да сколько же со свадьбой тянуть, рассержусь ведь!

И будет мать-боярыня сновать туда и сюда, распоряжаться помощницами, а Всеслава, укутанная с головой в бабкино еще скорбное красное покрывало, так и просидит безгласно, безвылазно в чулане до самого свадебного пира. И будут все жалеть ее и плакать по ней, словно по только что умершей. Да так и получится. Умрет Всеслава-девчонка, родится Всеслава – жена мужатая, совсем другой человек перед Богами трижды светлыми и перед людьми… А не пройдя через смерть, другим человеком не станешь.

В эти дни Пелко не единожды видел Хакона. И получалось это всегда столь неожиданно, что корел едва сдерживал руку, готовую схватиться за нож. Дело-то нешуточное, тут как со зверем матерым, с Отсо шатучим – оплошаешь, кости растащит!

Жизнь в вечном страхе губительна. Страх исподволь подгрызает самые корни души и одному человеку вовсе переламывает хребет, другого делает зверем, вкладывает ему в руку топор. Лишь самые сильные умеют переступить через собственную боязнь и предложить мир былому врагу. Это единственное оружие, убивающее страх наверняка. Мало таких людей, и забывают их не скоро…

Впрочем, молодой гет на Пелко и не смотрел, проходил, как мимо порожнего места, пересмеивался о чем-то с другом Авайром. И доверчивый ижор понемногу стал успокаиваться: а не приврал ли Тьельвар-то, может, Хакон обиделся совсем не так сильно или решил, поразмыслив, что мстить было не за что и незачем?..