Но это я сильно вперед забежал, в тридцатилетнем возрасте женился мой отец на маме Юдит
[16], дочери Генриха IX Чёрного
[17], герцога Баварии и Вульфхильды Саксонской
[18]. Видел я бабушку Вульфхильду — волчью, а Черного дедушку, не видел. Спрашивал, отчего это он черный? Одни говорят, что де постригся он в монахи и оттого ходит в черном, а раньше его иначе дразнили, другие, что, мол, волосы у него черные, как у его мамы, Юдит Фландрской
[19], как у моей мамы Юдит. Оно и понятно, что когда вокруг все почитай светлые да рыжие, один черный — точно ворон в ячменном поле.
Ночью вышел по замку пройтись, все ли в порядке, поглядеть. Мне этого пока что не дозволяют, мол, за порядком специальные слуги доглядывают, но хозяйский глаз ничто не заменит. Опять же — разведка. Ходил, бродил, щеколды, замки проверял. А когда мимо людской хотел прошмыгнуть, любопытный разговорчик услышал.
— Госпожа-то наша — чистая ведьма, прости господи, — хнычет ключница, — я ее, стерву толстую, по голосу сразу спознала.
— Твое ли это дело, безмозглая? — отвечает ей дядька. — Знай свои кладовки, дура, да помалкивай.
— Чего помалкивать-то, когда герцогиня Юдит — не просто женщина, она и мать ее суть одно и то же. Потому как знает о таких вещах, о таких людях судит, которые задолго до нее померли, но которых мать ее, тоже ведьма из ведьм и тоже Юдит чернокосая, знать могла. В роду их латинском так ведется, ведьма обязана на свет божий другую ведьму породить и именем своим назвать. Тогда душа ее после смерти в дочь перейдет и вечная Юдит по земле не прекратит шлындать.
— Во дура баба! Во испужала, — ответствует ей дядька Хротгар. — Да если бы было по слову твоему, нашу красотку Берточку, голубку ясноокую, звали бы Юдит, и была бы она ведьмой. Берта же — девочка светлая да богобоязненная. Никакая не ведьма. А станешь господскую доченьку ведьмой бранить, доложу господину, пусть он твой поганый язык железом выжжет — другим наука.
— Да в том-то и дело, что Берта не черной уродилась, не в мать, а в отца — рыженькая! В такую черной Юдит вовек не вселиться.
Дура баба. Действительно дура. Хотел я выйти из схорона, пальцем ей погрозить, да только как бы мне самому за ночные мои вылазки по одному месту не схлопотать. Дядька на руку тяжелый. Пока отец узнает, что я измену раскрыл, так задницу разукрасит.
Ладно, что дальше, женился мой отец, и через два года я на свет народился, в 1122-м от Рождества Христова, а на следующий год — сестра Берта. И никакая она не ведьма, сестра-то, неумеха только, кому такая в жены достанется?
Когда мне исполнилось три года, помер Генрих V и пошли князья нового короля избирать. Назвали двоих претендентов — папу и Лотаря Саксонского
[20]. Судили, рядили, выбрали Лотаря. Он наш враг и я писать о нем не буду. Папа вначале присягнул ему, и дядя Конрад присягнул, ибо не присягать — измена. А он тут же злом за добро отплатил, потребовал, чтобы мы Гогенштауфены отдали родовые владения Генриха V, отошедшие в приданое нашей бабке Агнес! Ну ничего себе аппетиты!
Папа стазу же восстал, и дядя восстал, и я бы восстал, если бы мне тогда сказали, что все восстают. Начали армию набирать, крепости укреплять. А тут и войско имперское сгрудилось у крепостных стен. Трубят в рога и трубы, кричат разные гадости, выманивают. В общем, война. Да только силен папа, селен дядя, и все мы не просто так над людьми поставлены, мы — высокие Штауфены, от вершины горы к небу тянемся. Год от года растем и крепнем. Так и воюем. А что делать?
На военных советах я по левую руку от отца восседаю. Скучно, конечно, то собаку под столом хлебом покормишь, то кота Сарацина погладишь, а за окном — птички ласточки. Папины сотники военную обстановку докладывают, гонцы прискакивают, скажут, что им велено, и ответа ждут. Я на папу смотрю, он кивнет с достоинством — и я кивну. Он нахмурится — и я брови сведу грозно. Он кулаком по столу грох! И я грох — больно!..
В прошлом годе другой дядя, герцог баварский Генрих Гордый
[21], в замок пожаловал. Письмо от Лотаря супостата привез, мол, разбит наш враг там-то и там-то, посему воевать далее остерегается, самому бы раны зализать. А просит папу и дядю в место условное приехать, на подписание мирного договора. В общем, на радостях все перепились в гогу-магогу, а потом ночью предатель баварский попытался пьяного папу из замка через врата, никем не охраняемые, на своем жеребце вывезти. Плащ на него надел, капюшон длинный на голову — ни дать ни взять один из монахов монастыря Лорхе. В последний момент кто-то руку с перстнем герцогским приметил, тревогу забил. А то не было бы у меня сейчас папки. Да и всех нас, пожалуй, того. И маму, и сестренку… у вражина паскудная! А еще родный дядька — мамин брат!
Пленить не пленил, но папа после этого неудавшегося похищения окривел. А кому нужен одноглазый король? На одного претендента меньше.
Но папа не шибко расстроился, вместо себя дядю Конрада в короли-императоры предложил. А что? Тоже племянник короля, тоже сын принцессы. Вот его 18 декабря прошлого года швабские и франконские князья королем и избрали. Конрадом III. Дядя, понятное дело, принял избрание и был за это отлучен от церкви немецкими епископами, а потом и самим папой, тем не менее он уже короновался железной короной лангобардов. Так что теперь я тоже племянник короля! И я тоже претендент на престол.
Сейчас 1128 год, декабрь.
Глава 2
Наследник престола
Почему мою сестренку Бертой назвали, а не Юдит, как говорила ключница? А все просто, моя прабабка — Берта Савойская, мама принцессы Агнес. А еще у папы старшая сестра была — тетя Бертрада
[22]. И кузина моя — дочка дяди Конрада — Берта. Так что родное это имя, вполне Штауфеновское.