ДНК. История генетической революции - читать онлайн книгу. Автор: Кевин Дэвис, Эндрю Берри, Джеймс Д. Уотсон cтр.№ 49

Страница

Компания Monsanto – бесспорный лидер по производству генетически модифицированных продуктов, которая постоянно находится в условиях конкурентной борьбы. Немецкая фармацевтическая компания Hoechst (ныне Bayer Crop Science) разработала собственный эквивалент Roundup, гербицид под названием Basta (в США продается под маркой Liberty). Затем компания стала продвигать на рынке культуры LibertyLink с генетически повышенной устойчивостью к вредителям. Другой европейский фармацевтический гигант, Aventis, вывел собственную разновидность Bt-кукурузы под названием StarLink.

Monsanto, стремясь заработать на репутации «крупнейшей» и «первой» корпорации, агрессивно лоббировала лицензирование своих продуктов в крупных семеноводческих компаниях, особенно Pioneer. Однако Pioneer по-прежнему зависела от давно наработанных методов по работе с гибридной кукурузой, поэтому ее реакция на ожесточенные судебные тяжбы была индифферентной. В сделках, заключенных за период с 1992 по 1993 год, Monsanto показала свою некомпетентность, когда смогла отсудить у семеноводческого гиганта всего 500 тысяч долларов за лицензию на сою Roundup Ready и 38 миллионов долларов за лицензию на Bt-кукурузу. Роберт Шапиро в 1995 году, став генеральным директором Monsanto, отыгрался за это поражение, выведя компанию в абсолютные лидеры на семеноводческом рынке. Для начала он взялся за застарелую проблему посевного бизнеса: развернул наступление на фермеров, которые оставляют на семена часть прошлогоднего урожая, а не платят семеноводческой компании заново. Гибридное решение, так хорошо сработавшее с кукурузой, оказалось неприменимо для других злаковых культур. Поэтому Шапиро предложил фермерам, использующим Bt-семена, подписать с Monsanto «технологическое соглашение», обязывавшее их не только платить за использование таких генов, но и воздерживаться от пересева полей зерном, полученным от собственных растений. Так Шапиро встал на прямой путь к тому, чтобы фермерское сообщество перестало поддерживать Monsanto.

Роберт Шапиро мало походил на типичного гендиректора агрохимической компании со Среднего Запада. Работая юристом в фармацевтической организации Searle, он совершил маркетинговую находку, сравнимую с гениальным открытием в науке («Эврика!»). Убедив компании Pepsi и Coca-Cola указать бренд Searle (компания производила химический подсластитель) на контейнерах с диетической газировкой, Шапиро сделал бренд NutraSweet синонимом «низкокалорийного» образа жизни. В 1985 году Monsanto приобрела Searle, и Шапиро зашагал вверх по карьерной лестнице уже в головной компании. Естественно, получив пост гендиректора, господин NutraSweet должен был доказать, что он человек разносторонний.

Потратив в 1997–1998 годах восемь миллиардов долларов, Monsanto приобрела ряд крупных семеноводческих компаний, в том числе DEKALB – крупнейшего конкурента Pioneer. Шапиро планировал вывести Monsanto в ранг «Microsoft посевного рынка». В частности, он собирался купить компанию Delta and Pine Land, контролировавшую 70 % американского рынка хлопчатников. Кроме того, эта компания владела правами на интересную биотехнологическую инновацию, изобретенную в исследовательской лаборатории Министерства сельского хозяйства США в городе Лаббок, штат Техас; речь шла о методе, позволявшем выращивать культуру абсолютно бесфертильных семян. Дальнейшим шагом стали работы по выведению сортов растений, в которые встроен «ген-терминатор», представляющий последовательность нуклеотидов ДНК, узнаваемую РНК-полимеразой как сигнал к прекращению синтеза молекулы РНК и диссоциации транскрипционного комплекса, блокирующий прорастание семян второго поколения. Это вынуждало фермеров каждый год покупать семена у производителя. В итоге культура первого поколения развивается нормально, но ее семена гарантированно не прорастают. Вот где, казалось, был настоящий ключ к обогащению в семеноводческом бизнесе! Фермерам пришлось бы каждый год обращаться за закупкой новых семян.

Хотя такая разработка может показаться нелогичной и даже своеобразным оксюмороном, в долгосрочной перспективе непрорастающие семена в целом даже полезны для сельского хозяйства. Если фермеры ежегодно закупают семена (что на самом деле и приходится делать в случае с гибридной кукурузой), то развивается экономика семеноводства, и это стимулирует выведение новых (более качественных) сортов. Обычные (прорастающие) семена всегда найдутся для тех, кому они нужны. Фермеры будут покупать непрорастающие семена лишь при условии, если сорт обладает высокой урожайностью и другими свойствами, критичными для фермера. Короче говоря, технология непрорастающих семян лишает фермеров одной возможности, но в то же время предоставляет семена высочайшего качества, гарантирующие урожайность.

Однако для Monsanto эта технология спровоцировала пиар-катастрофу. Активисты прозвали новый ген терминатором уже в прямом смысле слова. Они апеллировали к образу обездоленного крестьянина из третьего мира, следующего традициям и привыкшего оставлять часть урожая на семена. Внезапно обнаружив, что эти семена не прорастают, земледелец не имеет иного выхода, кроме как возвращаться в семеноводческую транснациональную корпорацию или, как Оливер Твист, униженно выпрашивать новую партию семян. Monsanto дала задний ход, униженный Шапиро публично забраковал эту технологию, и сегодня «ген-терминатор» не используется. Monsanto утверждает, что строго воздерживается от коммерциализации технологии стерильных семян в сегменте пищевых культур.

Как было сказано в предыдущей главе на примере бычьего гормона роста, истерия против генетически модифицированной пищи в основном была срежиссирована профессиональными пиар-паникерами, такими как Джереми Рифкин. Аналогичный персонаж из Великобритании, лорд Питер Мелчетт, действовал не менее эффективно, пока не дискредитировал себя в кругах «зеленых», покинув «Гринпис» и переметнувшись в PR-фирму, которая ранее работала на Monsanto. Джереми Рифкин вырос в семье самостоятельно пробившегося в жизни чикагского производителя пластиковых пакетов, поэтому по стилю он отличается от Питера Мелчетта – выпускника Итона, специалиста «голубых кровей». Однако оба они представляли Америку корпораций как паутину заговоров, нацеленных против беспомощного простого человека.

Негативно повлияли на репутацию генно-модифицированных продуктов импульсивные, политически ангажированные настроения и даже научная некомпетентность, типичные для государственных регулирующих органов – в случае США речь идет об Управлении по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов (FDA) и Агентстве по охране окружающей среды (EPA), – столкнувшихся с этими новыми технологиями. Роджер Бичи, первым заметивший феномен перекрестной защиты и спасший гавайскую отрасль по выращиванию папайи от краха, вспоминает, как EPA отреагировало на результаты его исследований:

Я наивно полагал, что выведение устойчивых к вирусам растений с целью сокращения использования инсектицидов будет расценено как прогрессивный шаг. Однако в EPA мне фактически сказали: «Если вы используете ген, защищающий растения от вирусов, то есть от вредителей, то этот ген должен считаться пестицидом». Таким образом, EPA приравняло генетически измененные растения к пестицидам. Суть истории в том, что по мере развития генетической науки и биотехнологий правительственные органы словно впадали в оторопь. Их сотрудникам не хватало опыта и компетенции ни для того, чтобы регулировать использование новых сортов растений, выведенных таким образом, ни для того, чтобы судить об экологическом эффекте от использования трансгенных культур, закреплявшихся в сельском хозяйстве.

Страница