Утраченный дневник Гете - читать онлайн книгу. Автор: Людмила Горелик cтр.№ 18

— Когда гражданка Аргуновская сообщила, что оставляет вам наследство?

— Она этого не сообщала, я только после ее смерти узнала.

— А ваш муж?

— Он от меня узнал, еще позже, — ответила Таня.

— Знаком ли был Павел Лукин с Аргуновской? — продолжал майор.

— Да, конечно, знаком.

— Бывал ли он у нее дома без вас?

— Бывал. — Таня не понимала, к чему он ведет.

— Не мог ли он узнать о наследстве от нее лично?

— Он бы мне обязательно сказал, если б знал.

Вокруг такой чепухи весь разговор вертелся. Спрашивал Полуэктов, конечно, и про Данилкину. Таня не знала, был ли Пашка с ней знаком. Скорее нет. Она сама ее, кажется, видела, но не уверена была, что это Данилкина — знала лишь, что соседка Софьи Дмитриевны сверху с собачкой ходит, вот и все знакомство. Про то, что в квартиру воры залезали, майор почему-то вовсе не спрашивал, Таня тоже не стала напоминать — не знала, как лучше для Пашки.

Свидание Полуэктов разрешил неожиданно легко — уже завтра она могла прийти и принести теплую одежду: забрали-то мужа в одной рубашке. Но это был единственный положительный результат ее беседы с майором.

Всю неделю после получения рукописи Саша Батурин спал очень мало. К воскресенью три из пяти стихотворений в «Книге Ульрики» — так Саша про себя стал называть переданные ему Владимиром Ивановичем записки Гете — были переведены. Это было потрясающе — переводить никому еще не известные стихи Гете. Прочитал, конечно, и прозаический текст. Саша не мог от этих пожелтевших листков оторваться — засиживался почти до утра. Тогда, в среду, Владимир Иванович его буквально ошеломил. Батурин был сильно недоволен собой на том вечере: увлекся, говорил слишком резко, нападал даже на Владимира Ивановича, которого глубоко уважал. Думал уже, как подойти, извиниться, поговорить, но не позволяло самолюбие. Тем более что он ведь прав: литературно-художественный журнал действительно лучше! Но Штальберг подошел сам. В тот же вечер. Он понял Сашу, не обиделся на него! Со свойственным ему тактом он пригласил молодого человека для приватной беседы. В кабинете сразу же отпер ящик стола и, вынув оттуда аккуратно завязанную папку, протянул ее Батурину:

— Полюбуйтесь! Мария Владимировна передала для нашего журнала! А вы говорите, не будет интересных материалов! Я прочитал этот дневник, еще будучи в Петербурге. Там и стихи есть, причем любовные — замечательные любовные стихи писал Гете на восьмом десятке! — но в основном это философские размышления: о жизни, о назначении человека. И о жизни государств. В значительной степени историософия. Я вам дам эту папку, почитайте! Оказывается, эти темы можно органично совместить. Вот таким и будет направление нашего журнала. Рассматривайте эти записки гения как завещание для нас.

Саша, еще ничего не понимая, разглядывал лежащие в папке пожелтевшие от времени листочки, исписанные по-немецки. Почерк был как будто знаком… Но это невозможно. Не может быть!

— Да, мой друг, это Гете! Это его дневник! — Штальберг смотрел на него радостно-победительно. — Вот таким и будет направление нашего журнала! Гетевский универсализм станет нашим девизом. Мы будем ориентироваться на многообразные интересы гения: философия, историософия, поэзия, проза, живопись, музыка, естественные науки. Причем именно в гетевском ключе — мы заявим об этом сразу. Если один человек мог вместить столь разное и так глубоко, то почему не может журнал?! Я даже подумываю, а не назвать ли нам журнал «Гете»?

— Мы начнем с публикации этого дневника! — подхватил Саша. — Эта публикация привлечет огромное внимание — не только нашего города. Это прогремит больше, чем «Теософская жизнь»!

— Саша, я прошу вас сделать перевод стихотворений. Прозаический текст я уже начал переводить сам. А объявим учредителям журнала, когда перевод полностью будет готов.

Тогда, в тот знаменательный вечер среды, Владимир Иванович, понимая восторг молодого человека (ему и самому была свойственна восторженность), предупредил, чтобы Саша о «записках Гете» пока никому не рассказывал: не стоит портить такой ошеломительный сюрприз.

Впрочем, когда они вышли из кабинета, гости уже собирались расходиться. В отсутствие хозяина они продолжали обсуждать перспективы будущего журнала. И сейчас, прощаясь, все еще были увлечены этой темой. Изменившееся настроение Саши, то, как крепко он сжимал в руках сверток, как что-то рассеянно искал в передней, заметили только его друзья — Аргуновы. Но они ни о чем не спросили. Они знали, что он расскажет им когда-нибудь потом.

Да, конечно… Потом, когда журнал уже подготовят. Саша представлял себе, как будет рассказывать, читать стихи, как заблестят Лизины глаза… Но пока это их со Штальбергом тайна.

В понедельник он решил показать свой перевод Владимиру Ивановичу. Идти к нему домой казалось не совсем удобным, но Штальберг по понедельникам всегда являлся в присутствие. Всю рукопись Саша не стал с собой тащить: во-первых, это большая ценность, да и секрет пока; а во-вторых, жалко было с дневником расстаться, хотелось еще раз этот гетевский текст прочитать, подумать над ним, понять… Какое счастье, что Владимир Иванович эту рукопись в Смоленск привез! Замечательный получится журнал! Столицы ахнут! Они будут печатать этот текст из номера в номер, частями…

Придя на службу, Саша узнал, что немецкий телетайп уже привезли. Все другое тут же вылетело из головы. В Батурине возобладал инженер, и, конечно, он сразу кинулся к машине. Телетайп был еще запакован — ждали Сашу: новая машина — это его вотчина. Распаковывать помогали телеграфисты Папковский и Езовитов. Вот она, наконец! Ух ты! Батурин отослал помощников и пока бегло осмотрел машину. Как быстро техника развиваться стала! Документы были в порядке, для начала он их быстро проглядел. Начав чтение на немецком языке, Саша вспомнил о рукописи Гете и о тетрадочке со своими переводами, что надо Владимиру Ивановичу показать. А он так увлекся машиной, что почти забыл! Ну, еще не поздно — Штальберг, скорее всего, еще здесь.

Саша поднялся на второй этаж, толкнул дверь кабинета начальника почтово-телеграфного ведомства и вошел. Комната была пуста. Батурин хотел тотчас уйти, однако его внимание остановило неровно, боком стоящее кресло. Приглядевшись, он заметил на полу рядом с креслом Владимира Ивановича. Тот лежал, неловко раскинувшись, на животе. Батурин сильно растерялся.

— Владимир Иванович! — позвал он, но тот не откликнулся, не пошевелился.

Боже! Ему плохо! Штальберг потерял сознание, упал, не удар ли это? Недавно лишившийся отца, который умер неожиданно, от удара, Батурин почувствовал себя неважно, он сам почти терял сознание. Однако, может быть, Владимира Ивановича удастся спасти, надо срочно звать доктора. Саша распахнул двери. Что делать? Кого послать за врачом? Надо сказать заместителю Штальберга. Батурин рванул дверь соседнего кабинета. Владимир Федорович был у себя.