— А, Формайл! — сказал Престейн. — Это Сол Дагенхэм. Он может уделить нам всего тридцать минут. И настаивает, чтобы ему дали провести одну из них с вами.
Знает ли он? Послал ли он Дагенхэма, чтоб увериться? Атакуй. Toujours de l’audace.
— Что случилось с вашим лицом, Дагенхэм? — спросил Формайл, изображая любопытство.
Мертвая голова усмехнулась.
— А я-то мнил себя известным человеком. Радиационное отравление. Я «горячий». Говорили раньше: «горячей пистолета». Теперь говорят: «горячей Дагенхэма».
Устрашающие глаза изучали Фойла.
— А что скрывается за вашим цирком?
— Стремление сделать себя известным человеком.
— Я стреляный камуфляжный воробей. Я чую неладное. Вы где-то лукавите.
— Разве Диллинджер честно отвечал на расспросы Капоне? — вернул усмешку Фойл, начиная расслабляться. Он как мог сдерживал торжество. Я перехитрил их обоих. — А вы кажетесь счастливей, Дагенхэм. — Не успели эти слова сорваться с его губ, как он понял, что допустил ошибку. Дагенхэм коршуном нырнул на добычу.
— Счастливей, чем когда? Мы где-то встречались раньше?
— Я не сказал: счастливей, чем «когда». Я сказал: счастливей, чем «кто». Счастливей, чем я. — Фойл развернулся к Престейну. — Я без памяти влюбился в леди Оливию.
— Сол! Твои полчаса вышли.
Дагенхэм и Престейн, стоявшие по обе стороны от Фойла, разом повернулись. К ним приближалась высокая женщина в изумрудном вечернем платье. Рыжие волосы ее блестели в свете ламп. Это была Джизбелла Маккуин.
Их взгляды пересеклись. Не позволяя шоку отобразить стигматы на своем лице, Фойл повернулся, прошел шесть шагов к первой попавшейся двери, открыл ее и ввалился внутрь. Дверь захлопнулась за ним. Он очутился в коротком тупиковом коридоре. Щелчок, пауза, и механический голос вежливо сообщил:
— Вы вторглись в частное помещение этой резиденции. Пожалуйста, покиньте его.
Фойл перевел дух и попытался собраться с мыслями.
— Вы вторглись в частное помещение этой резиденции. Пожалуйста, покиньте его.
Я не знал… Я никогда бы не подумал… Решил, что она погибла там… Она узнала меня!
— Вы вторглись в частное помещение этой резиденции. Пожалуйста, покиньте его.
Мне конец. Она никогда меня не простит. Она, наверное, прямо сейчас рассказывает Дагенхэму и Престейну…
Дверь распахнулась. На миг Фойлу померещился собственный пылающий двойник. Но потом он сообразил, что смотрит на подсвеченную сзади копну рыжих волос Джизбеллы. Она не двигалась, только стояла и с яростным наслаждением разглядывала его. Он выпрямился.
Клянусь богом, я не позволю им себя унизить.
Без промедления Фойл высунулся в коридор, взял Джизбеллу за руку и отвел в гостиную. На Дагенхэма с Престейном он даже не взглянул. В скором времени они сами дадут о себе знать: силой и оружием. Он улыбнулся Джизбелле. Та торжествующе вернула улыбку.
— Спасибо, что сбежал, Гулли. Я и не мечтала о таком воздаянии.
— Сбежал? Да что ты, дорогая моя Джиз!
— Да-а?
— Я собирался с мыслями, чтобы отвесить тебе великолепный комплимент, дорогая! Мы вместе прошли долгий путь из Гуфр-Мартеля, разве не так?
Фойл потянул ее в танцзал.
— Потанцуем?
Глаза ее удивленно расширились от его напора. Она позволила ему проводить себя в танцзал и закружилась с ним.
— Кстати, Джиз, а как ты ухитрилась снова выбраться из Гуфр-Мартеля?
— Это устроил Дагенхэм. Так ты научился танцевать, Гулли?
— Я танцую, прескверно говорю на четырех языках, изучаю науки и философию, сочиняю прискорбно бесталанные стихи, развлекаю себя идиотскими взрывоопасными экспериментами, фехтую, как идиот, боксирую, как буффон… В общем, я стал знаменитым Формайлом с Цереры.
— И Гулли Фойла больше нет?
— Отчего же, дорогая, он есть. Для тебя и тех, кому ты о нем рассказала.
— Только Дагенхэму. Ты огорчился, что я выдала тебя?
— Как и я, ты не сумела с собой совладать.
— Не сумела. Твое имя просто вырвалось у меня. Сколько бы ты мне заплатил за молчание?
— Не будь дурой, Джиз. Эта досадная обмолвка обошлась тебе в семнадцать миллионов девятьсот восемьдесят тысяч кредитов.
— Что ты имеешь в виду?
— Я же тебе обещал, что отдам тебе остаток сокровищ, когда закончу дела с «Воргой».
— А что, ты закончил? — удивилась она.
— Нет, дорогая, это ты со мной покончила. Но я сдержу свое обещание.
Она рассмеялась.
— Щедрая душа, Гулли Фойл. Прояви истинную щедрость, Гулли. Устрой побег. Повесели меня.
— Сбежать, как крыса? Я не знаю, как, Джиз. Меня учили охотиться. Больше ничему.
— А я убила тигра. Доставь мне радость, Гулли. Скажи, что ты был близок к «Ворге». Что я уничтожила тебя в полушаге от возмездия. Так ли это?
— Вынужден тебя разочаровать, Джиз. Я забрел в тупик. Я пытался нащупать какой-то след этой ночью.
— Бедняжка Гулли. Может, я попробую что-нибудь сделать. Я скажу… скажу, что обозналась, или пошутила… что на самом деле ты вовсе не Гулли Фойл. Я-то знаю, как заморочить голову Солу. Я это могу, Гулли. Если ты все еще любишь меня.
Он поглядел на нее сверху вниз и покачал головой.
— Между нами никогда не было любви, Джиз, тебе это известно. Я слишком увлеченный охотник. Односторонне развит.
— Ты слишком односторонне развит, чтобы стать кем-то, кроме идиота!
— Что ты имела в виду, Джиз, когда сказала — Дагенхэм устроил тебе освобождение из Гуфр-Мартеля? Что ты знаешь, как заморочить голову Солу Дагенхэму? Что ты с ним хочешь сделать?
— Я на него работаю. Я его курьер.
— То есть он тебя шантажирует? Угрожает засадить тебя обратно в тюрьму, если ты не…
— Нет. Мы отбросили эту возможность в первый же миг, как повстречались. Он начал с позиции силы. Потом в ней оказалась я.
— Ты о чем?
— А то ты не догадываешься.
Он уставился на нее. Глаза ее были непроницаемы, но он понял.
— Джиз! С ним?
— С ним.
— Но как?! Он…
— Я предохраняюсь. Он… Я не хочу об этом говорить, Гулли.
— Прости. Чего-то он запаздывает.
— Запаздывает?
— Дагенхэм со своей армией.
— А, это. Ну да, конечно. — Джизбелла снова засмеялась, потом продолжила изменившимся, низким, яростным голосом: — Ты даже не знаешь, Гулли, как близко от края пропасти прошел. Если бы ты принялся умолять, запугивать, подкупать, очаровывать меня… то, клянусь, я бы тебя выдала. Я бы тебя уничтожила. Я бы всему свету открыла, кем ты был… я бы кричала об этом со всех крыш…