— Не понял, о чем ты, девочка. «Ворга» пролетела мимо и не взяла меня.
— Ты должен будешь покарать мозг, Гулли. Мозг, личность, которая управляла «Воргой». Найди того, кто отдал приказ не подбирать тебя. Покарай его.
— Ага. Как?
— Учись думать, Гулли. Этой вот головой, что у тебя на плечах, ты придумал, как сдвинуть с места обездвиженного «Кочевника» и соорудить бомбу. Но никаких больше бомб. Учись думать мозгами. Разыщешь кого-нибудь из команды «Ворги». Он тебе скажет, кто был на борту. Проследишь всех. Найдешь того, кто им приказывал. Покараешь его. Но это займет время, Гулли. И отнимет деньги. Время и деньги. Больше, чем у тебя есть.
— У меня вся жизнь, в натуре.
Часами они перешептывались по Линии Шепота. Каждому казалось, что другой говорит ему прямо на ухо. Слышно было только в определенном месте камеры, на определенной высоте; потому-то так много времени прошло, прежде чем они наткнулись на чудо. Теперь оставалось наверстывать упущенное. Джизбелла принялась обучать Фойла.
— Если мы выберемся из Гуфр-Мартеля, Гулли, лучше держаться вместе, а я не готова довериться безграмотному напарнику.
— Кто тут безграмотный?
— Ты, — честно ответила Джизбелла. — Я с тобой половину времени на языке помоек гутарю, ну?
— Я умею читать и писать.
— Да нет, я обо всем остальном. За исключением грубой силы, ты бесполезен.
— Ты язык-то прикуси, — сердито сказал он.
— Я до тебя достучаться хочу. Какая польза от клинка из самой прочной стали, если он затуплен? Надо тебя отточить, Гулли. Надо тебе какое-то образование дать, парень, вот.
Он подчинился. Понял, что она права. Ему нужно учиться, не только чтобы не сойти с ума, но и чтобы потом найти «Воргу». Джизбелла была дочерью архитектора и получила неплохое образование. Теперь она передавала его Фойлу, обогатив циничным опытом пяти лет преступного мира. Временами Фойл восставал против тяжелой науки, и они шепотом переругивались, но в конце концов он неизменно приносил извинения и снова начинал учиться. Временами Джизбеллу оставляли силы, и тогда они просто переговаривались, делясь во тьме своими снами.
— Думаю, мы влюбляемся друг в друга, Гулли.
— Тоже так думаю, Джиз.
— Я старая карга, Гулли. Выгляжу на сто пять лет. А как ты выглядишь?
— Кошмарно.
— Насколько кошмарно?
— У меня с лицом не все в порядке.
— Романтично звучит. У тебя там какой-нибудь восхитительный шрам, подчеркивающий мужскую красоту?
— Нет. Ты увидишь, когда встретимся мы. Неправильно это, да, Джиз? Просто: когда встретимся. И точка.
— Хорошо, очень хорошо.
— Мы однажды встретимся, не так ли, Джиз?
— Надеюсь, что скоро, Гулли. — Далекий голос Джизбеллы сделался суровым, как у бизнес-леди. — Но пора нам оставить надежды и вернуться к работе. Надо строить планы и готовиться.
В преступном мире Джизбелла почерпнула много информации о Гуфр-Мартеле. Никому еще не удалось джонтировать из пещерных госпиталей, но десятилетиями напролет сведения о них просачивались наружу. Именно благодаря им Джизбелле удалось так быстро сориентироваться на Линии Шепота. На основе этих сведений она и стала сооружать план бегства.
— Мы это сделаем, Гулли. Не сомневайся ни на минуту. В системе безопасности должны быть дюжины прорех.
— Пока еще никто не сумел их обнаружить.
— Пока еще никто не располагал содействием напарника. Мы соберем информацию. Мы это сделаем.
Он перестал бездумно шаркать на санобработку и обратно. Он ощупывал коридорные стены, отмечал расположение дверей, текстуру поверхностей, подсчитывал, вслушивался, строил гипотезы и составлял отчеты. Он запоминал и рассказывал Джиз каждый шаг по дороге на санобработку. Вопросы, которые он задавал другим в душе и на вошебойках, теперь обрели цель: Фойл и Джизбелла сообща строили карту Гуфр-Мартеля и его системы безопасности.
Однажды утром, после возвращения с вошебойки, ему преградили путь на пороге камеры.
— Не останавливайся, Фойл.
— Это же Север-111. Я знаю, где надо остановиться.
— Продолжай идти.
— Но… — Его охватил ужас. — Меня переводят?
— К тебе посетитель.
Он прошел до конца северного коридора. Там этот коридор соединялся с тремя остальными, образовавшими исполинскую крестообразную структуру госпиталя. В перекрестье находились административные офисы, мастерские, клиники и энергостанции. Фойла впихнули в тесную каморку. Там было почти так же темно, как в его собственной камере. Дверь закрылась. Он различил во мраке чей-то силуэт. Не более чем призрак — с размытым телом и черепом вместо головы. Два черных диска на месте глаз, может быть, инфракрасные наглазники.
— Доброе утро, — молвил Сол Дагенхэм.
— Ты?! — вырвалось у Фойла.
— Я. У нас пять минут. Вон стул. Садись.
Фойл нашарил стул и медленно опустился на него.
— Ты как? — спросил Дагенхэм.
— Чего тебе нужно, Дагенхэм?
— А ты изменился, — сухо констатировал Дагенхэм. — В последний раз, как мы беседовали, твое участие в диалоге свелось исключительно к Пошел к черту.
— Пошел к черту, Дагенхэм, если тебе так легче.
— Твое мышление изменилось, твоя речь стала богаче, — пробормотал Дагенхэм. — Ты изменился чертовски быстро и чертовски разительно, и мне это чертовски подозрительно. Что они с тобой тут делают?
— Я записался в ночную школу.
— Ты провел в ней десять месяцев.
— Десять месяцев! — воскликнул Фойл. — Так долго?
— Десять месяцев без света и звука. Десять месяцев в одиночном заключении. Ты должен был сломаться.
— Ну, я и сломался, чо.
— Ты тут должен бы ползать у меня под ногами и стонать. Я был прав. Ты необычайный человек. С такой скоростью дело не пойдет. Мы не можем больше ждать. У меня новое предложение.
— Озвучь его.
— Десять процентов от сокровища «Кочевника». Два миллиона.
— Два миллиона! — поразился Фойл. — Что ж ты сразу не предложил?
— Я не знал, чего ты стоишь. По рукам?
— Почти. Но еще нет.
— Чего ты хочешь?
— Пускай меня выпустят из Гуфр-Мартеля.
— Естественно.
— И еще одного человека.
— Устроим. — Голос Дагенхэма стал резким. — Что еще?
— Мне нужен доступ к документам Престейна.
— Ни в коем случае. Ты с ума сошел? Образумься.