— Смотря для каких сил, — чуть удивился я вопросу.
— Отправим с вами разведчиков, — ответил он. — Для них.
— Без проблем. Даже база есть.
— Это хорошо, — спокойно кивнул он. — Они обеспечат все остальное. У нас сейчас совсем немного сил, и все задействованы, не можем сразу в атаку броситься, — добавил он, словно оправдываясь. — Надо время подготовиться, собрать силы.
Ну да, это понятно. Уверен, что проблема дезертирства у них не слабее, чем у американцев. Недаром улицы какой-то «фольксштурм» патрулирует. А полиции, по логике, вообще больше всех должно было достаться, вместе со «скорой помощью», как в Америке и произошло.
Кстати, порадовало и то, что они не изъявили желания подержать меня в изоляции до окончания операции, — тоже ведь могло такое запросто случиться. Хотя понятно: если бы они сразу в битву кинулись, то так бы и было, а вот для разведки я все же там нужнее.
Заинтересовало их упоминание военных машин у албанцев. Похоже, что «звоночек» прозвенел: переглянулись оба вполне выразительно. Но со мной откровенничать не стали.
— И что теперь делать? — спросил я.
— Когда вы собирались ехать обратно?
— Завтра, наверное, — пожал я плечами. — Откровенно говоря, боюсь ездить по дорогам ночами. Страшно.
— Это понятно, — кивнул он. — С утра где вас искать?
— В гостинице «Амстел».
— Знаю. Зайдут за вами.
На этом разговор и закончился — все также спокойно, сухо, деловито. Выбравшись из замка и топая по узкому мосту, задумался над тем, как можно поиспользовать троих разведчиков. Решил, что помогут мне добыть подходящую лодку, на которой смогу дойти до побережья, а то черта с два я там буду с ними нянчиться.
Дальше шел с некоторым ощущением выполненного долга. Прав я, пожалуй: так и следовало поступить.
9 июня, суббота, вечер. Мюйден, окрестности Амстердама
Из крепости я дотопал до гостиницы, оставил автомат в шкафу — вовремя вспомнил про то, что с ним в местные кабаки нельзя. Потом пошел в обратную сторону, на центральный остров.
Бар «Де Лопер» выглядел действительно оригинально. Не знаю, как раньше называлось это укрепление — бастион или равелин, — мне что одно, что другое толком незнакомо, но до сих пор, почти по крышу погруженное в землю, толщиной стен оно впечатляло. Прохладно, темновато, вообще похоже на погреб с кирпичными стенами.
Внутри было людно и здорово накурено, что не понравилось. Множество мужчин и женщин, гражданских и военных, пили, дымили сигаретами, разговаривали. Атмосфера была, пожалуй, тяжкая, было ощущение, что здесь заливают… кто что — кто горе, кто мысли, кто воспоминания. Такие выдержанные и деловитые днем голландцы за рюмкой открывали свое нынешнее состояние, настоящее. Буйных не было — были грустные, были унылые, были просто мрачные.
Пива почти никто не пил — как я заметил, все глушили что-то крепкое. Двое барменов, немолодых, похожих на хиппи дядек, деловито наливали полные рюмки, убирали пустые, смахивали со стойки монеты в кассу.
Я подумал о том, что мне не очень здесь нравится, и решил поискать другое место в городе, не такое мрачное, но тут меня заметили и помахали рукой. Точно, та самая компания с рынка. Ладно, подсяду к ним, поговорю, может, и узнаю что-то полезное. Они, по крайней мере, пьют пиво… парни пьют, у девиц что-то другое.
Подвинулись, кудрявый подставил еще один стул. Он хотел взять мне пива, но я его остановил и сам подошел к стойке, где заказал «повтор» на всю компанию и пива себе. Ладно уж, я из них явно самый богатый.
— Ну привет, — сказал я, все же усевшись за стол, тяжелый и грубый.
— Здравствуйте, — произнесли все хором.
Познакомились. Носатого звали Димой, кудрявого — Пашей, чернявого — Витей. Девицы отрекомендовались как Тани, обе. Парней я разглядел еще на рынке — я там больше к ним приглядывался, — теперь взялся аккуратно разглядывать девиц. Типаж и вправду такой, что приводить в дом, чтобы познакомить с мамой, совсем не хочется. Лица вроде и молодые, но уже потасканные, недобрые морщинки возле губ, глаза… тут сложнее описать, вроде как в окошко кассового аппарата заглядываешь. Это новое поколение такое выросло на наших российских помойках, наследие одновременно язв старого и увечий нового строя. Интересно, чем они занимались? В «красных фонарях» в витринах стояли? Одна высокая, худая, вторая мелкая и вертлявая, поэтому мысленно я поименовал их «Дылдой» и «Мелочью».
Не постеснялся, спросил чуть позже. Оказалось, что в каком-то заштатном стрип-клубе в Амстердаме танцевали, которым владела немолодая филиппинка-лесбиянка. Вот как, почти что угадал.
— А вы сюда как попали? — спросил я у носатого Димы.
Бесцеремонный вопрос, но я сейчас откровенно «давил авторитетом». Я большой, сильный, выгляжу как рэмба из кино, морда в шрамах, большой пистолет из разгрузки торчит — черт его знает, кто я такой, может, душегуб какой профессиональный. Подумал так, потом сам усмехнулся — а кто я есть на самом деле? Сколько душ, пусть и не самых чистых, я спровадил навстречу новому воплощению за то время, что ехал домой? Ну и кто я после этого? Типа «санитар леса»?
— Да как… работу приехал искать, — сказал тот. — По студенческой визе, вроде как на учебу. У нас в Шуе все равно делать не хрен, тем более с моим дипломом пединститута. В Нерезиновой и без меня нормально справляются, а тут возможность подвернулась. Плюнул на Рашку — пусть без меня в дерьме тонет, — и уехал.
— А тут нелегалом? — уточнил я.
— А как же еще? — вздохнул он. — Подал на беженца, но рассмотреть никто не успел: накрылось все… медным тазом.
История кудрявого Паши совпадала с историей Вити до деталей и заинтересовала немного больше. Оба родом из Николаева, в Нидерланды они попали моряками, Паша — вахтенным помощником, а Витя — еще кем-то вроде младшего механика на каком-то грузовом судне, я толком и не понял кем. На местном судне, голландском, хоть и ходившем по обыкновению под левым флагом, на котором и отработали почти пару лет. На этот раз судно их встало под погрузку в порту Роттердама, а они сами поехали в Амстердам, к приятелю-земляку, который снимал квартирку пополам с Димой. Там они и были накрыты волной Катастрофы, оказавшись далеко от судна и товарищей по экипажу. Обратно попасть так и не смогли, земляк погиб, укушенный мертвецом, а к ним прибился Дима, став заодно «мозгом сообщества».
В общем, на первый взгляд та еще компания попалась, из числа мигрантов последней волны — тех, кто бежит из проблемных мест и радостно перестает себя считать русским уже в тот момент, когда нога касается земли другой страны. Много таких теперь, кстати, приходилось уже встречать. Даже не поймешь, ругать их или жалеть: все равно ничего путного их впереди не ждало ни в одной стране. Но и за спиной тоже ничего хорошего они не оставили.
— А уцелели как?