— Отделение 451, вам поручается специальная миссия, — начинает он.
Я закусываю губу в безумной надежде, что эта миссия — убить Сноу.
— У нас вдоволь стрелковых отделений, зато не хватает телевизионных. Поэтому мы специально отобрали вас восьмерых в так называемый «звездный отряд», который станет лицом нашего наступления.
Вот тебе и на. По отделению прокатывается волна разочарования, которое сменяется злостью.
— Вы хотите сказать — мы не будем участвовать в реальных боях? — резким тоном спрашивает Гейл.
— Вы будете участвовать в реальных сражениях, только, возможно, не всегда на передовой. Если в войне такого рода вообще есть передовая.
— Мы не хотим. — Гул голосов поддерживает Финника, но я молчу. — Мы будем сражаться.
— Вы будете делать то, что полезно для дела, — говорит Плутарх. — Решено, что сейчас вы больше всего полезны на экране телевизора. Посмотрите, какой эффект произвела Китнисс. Полностью перевернула ситуацию. И заметьте — она единственная из вас не жалуется. Потому что понимает силу экрана.
Вообще-то, Китнисс не жалуется потому, что собирается расстаться со «звездным отрядом» при первой возможности, только для этого ей вначале нужно добраться до Капитолия. Хотя, если совсем не жаловаться, это тоже может показаться подозрительным.
— Мы ведь не только притворяться будем, да? — спрашиваю я. — Не зря же мы столько тренировались.
— Не беспокойся. У вас будет достаточно реальных мишеней. Главное — не подставляйтесь сами. Мне некогда искать вам замену. Теперь отправляйтесь в Капитолий и сделайте отличное шоу.
Утром в день отправки я прощаюсь с семьей. Я не стала им говорить про капсулы и насколько это все напоминает арену. Достаточно того, что я ухожу на войну. Мама долго держит меня в объятиях. Ее щека мокрая от слез, как в тот раз, когда я отправлялась на Игры.
— Не волнуйся. Все будет в порядке. Я даже не настоящий солдат. Просто одна из марионеток Плутарха, — убеждаю я ее.
Прим провожает меня до дверей госпиталя.
— Как ты себя чувствуешь?
— Лучше, чем прошлый раз, — отвечаю я. — Теперь я знаю, что Сноу ничего тебе не сделает.
— Когда мы увидимся опять, он уже никому ничего не сможет сделать, — уверенно заявляет Прим и обвивает руками мою шею. — Будь осторожна.
Я думаю, не попрощаться ли с Питом, но прихожу к выводу, что от этого нам обоим будет только хуже. В карман мундира я кладу жемчужину. Подарок мальчика с хлебом.
Планолет доставляет нас в Двенадцатый. Именно там повстанцы развернули сборный пункт. На сей раз никаких роскошных поездов — обычный товарняк, до предела набитый солдатами в темно-серой форме. Спать приходится, положив голову на рюкзак. Через два дня пути мы высаживаемся в одном из горных туннелей, ведущих в Капитолий, и еще шесть часов идем пешком, стараясь ступать по светящейся зеленой линии, которой отмечен безопасный путь.
Нас размещают в военном лагере повстанцев, тянущемся на десять кварталов вглубь от вокзала, на который мы с Питом приезжали в Капитолий перед Играми. Всюду снуют солдаты. Нам выделяют место, чтобы разбить палатки.
Повстанцы отбили этот район больше недели назад, потеряв при этом сотни жизней. Миротворцы отступили и заняли позиции ближе к центру города. Нас разделяют пустые улицы. Манящие и смертельно опасные. Сплошь утыканные ловушками. Мы не сможем наступать раньше, чем их обезвредим.
Митчелл спрашивает о бомбардировках — на такой открытой местности чувствуешь себя неуютно. Боггс отвечает, что это не проблема. Большая часть капитолийских воздушных сил уничтожена во Втором. Если у Капитолия и осталась какая-то авиация, он не станет ею рисковать. Возможно, чтобы у Сноу и его приспешников была возможность смыться в президентский бункер, когда запахнет жареным. Мы так же не используем авиацию. С тех пор как противоздушная оборона Капитолия уничтожила несколько наших планолетов, остальным было приказано возвращаться на базу. Война будет происходить на улицах и, надеюсь, не потребует много жертв и разрушений. Повстанцам нужен Капитолий — точно так же, как Капитолию был нужен Тринадцатый.
Спустя три дня большая часть отделения 451 готова дезертировать от скуки. Крессида со своей командой снимает, как мы стреляем. Говорят, это часть плана по дезинформации противника. Если повстанцы станут уничтожать капсулы одну за другой, Капитолий в два счета поймет, что у нас есть голограмма. Поэтому мы стреляем по всякой ерунде, чтобы отвести подозрение. В основном по разноцветной стеклянной плитке на фасадах зданий. Подозреваю, потом кадры монтируют так, будто мы уничтожаем важные объекты. Время от времени требуются добровольцы для реальных боевых заданий. Всякий раз вверх взмывают все восемь рук, но Гейла, Финника и меня никогда не выбирают.
— Ты сам виноват, — говорю я Гейлу. — Чересчур фотогеничный.
Если бы взглядом можно было убить...
Похоже, лидеры сами толком не знают, что делать с нашей троицей, особенно со мной. Костюм Сойки-пересмешницы я привезла с собой, однако пока меня снимают только в форме. Иногда просят пострелять из лука. Похоже, они не готовы совсем отказаться от Сойки-пересмешницы, но хотят низвести ее роль до рядового пехотинца. Лично меня это нисколько не волнует. Скорее забавляет. Представляю, какие споры сейчас ведутся в Тринадцатом.
Вслух я, как и все, вовсю возмущаюсь тем, что нам не дают настоящего дела, а втайне готовлюсь к осуществлению своего плана. У каждого из нас есть бумажная карта Капитолия. Территория города образует почти идеальный квадрат. Линии делят карту на квадраты поменьше, каждый из которых отмечен буквами и цифрами. Я тщательно изучаю карту, стараясь запомнить каждый перекресток и проулок, но это детская забава по сравнению с возможностями командиров. У каждого из них есть портативное устройство, так называемый голограф, которое воспроизводит такую же голограмму, как мы видели в штабе. Любой сектор можно увеличить и посмотреть, какие там есть ловушки. Голограф работает автономно — ни отправлять, ни получать информацию он не может. По сути это просто улучшенная карта, однако настоящий подарок по сравнению с моей бумажной версией.
Голограф активируется голосом командира, но, когда включен, реагирует также на голоса его подчиненных. Если Боггс, к примеру, будет убит или тяжело ранен, его прибором сможет воспользоваться кто-то другой. Стоит кому-нибудь в отделении три раза подряд повторить слово «морник», голограф взрывается, уничтожая все в радиусе пяти ярдов. Мера предосторожности на случай попадания в плен. Само собой разумеется, каждый из нас пойдет на это без колебаний.
Следовательно, мне необходимо украсть у Боггса активированный голограф и смыться прежде, чем тот заметит. Хотя думаю, легче украсть у него зубы изо рта.
На четвертый день, утром, солдат Лиг Вторая нарывается на неправильно маркированную капсулу. Вместо тучи мошек-переродков, к которым мы были готовы, капсула выстреливает металлическими дротиками. Один из них попадает Лиг в голову, Она умирает, прежде чем прибегают врачи. Плутарх обещает скорую замену.