Как править миром - читать онлайн книгу. Автор: Тибор Фишер cтр.№ 37

В художественном кино, если ты понимаешь, что получается полная муть, ты ставишь лучшие сцены в конце, чтобы зритель ушел с положительным впечатлением, которое, возможно, перекроет первый час откровенной тоски. В документальном кино все по-другому: зритель, как правило, не сидит в кинозале, словно в ловушке, заплатив за билет свои кровные в надежде получить что-то стоящее.

Чтобы удержать зрителя у экрана, надо сверкнуть сиськами в самом начале. Вы провели скрытую съемку на месте тайного массового захоронения или на засекреченной военной базе. Ваш гость признается в чудовищном злодеянии. Уникальные кадры. Только для нашей программы. Я уже с первой минуты могу сказать, стоит ли смотреть ту или иную документалку, потому что если там будет что-то интересное, они сразу откроют все карты. Смотрите, что у нас есть. Не переключайте канал. Оставайтесь с нами.

Совершенно неважно, как ты расположишь четыре выпуска в черновом монтаже: скажем, Фрашо-керети, Дабик, Рагнарек, Армагеддон, – потому что Энни обязательно скажет: нет, пусть будет Армагеддон, Рагнарек, Дабик, Фрашо-керети. Но это тоже неважно, потому что потом придет Джо’н и заявит: Дабик, Рагнарек, Фрашо-керети, Армагеддон. И даже это неважно, потому что на следующем просмотре он, может быть, скажет, что надо вернуться к твоему изначальному варианту, поскольку так лучше всего. Забей на все, что тебе говорят. Пока не завершился финальный монтаж, пока программа не вышла в эфир, это неважно.

Интересно, что всякий апокалипсис непременно случается где-то поблизости. Светопреставление всегда локально. Ни одна из семитских религий не предполагает, что конец света грянет где-нибудь в Антарктиде или в Монтевидео.

* * *

В баре отеля Циклон Энни мило беседует с молоденьким парнем. Видимо, заманивает в Лондон на собеседование, чтобы разорвать его в клочья и испить его слез.

Но все мы – пешки в игре, затеянной Джо’ном с целью создать мини-ад для всех участников. Да, мне очень не хочется работать с Энни, но меня утешает, что ей тоже не хочется работать со мной, поскольку она понимает, что я вижу ее насквозь, и то, что я вижу, ее явно не красит. И речь не о ее достижениях на поприще извращенного психологического садизма.

На съемках, обычно ближе к концу, всегда наступает момент, когда все прекращают любезничать, хватаются за клинки и говорят именно то, что думают. Иногда этот момент наступает чуть раньше.

– Как там Лилиан? – интересуется Энни.

– Сегодня как-то не очень. Ну, знаешь, бабские штучки.

Решаю бить на опережение. Лучшая защита – это нападение. Энни все равно бы взъярилась, даже если бы я пожелал ей хорошего вечера.

– Бакстер, только не обижайся, но ты не годишься для работы продюсера. Ты не умеешь… работать с людьми. Тебе не хватает… – Энни болезненно морщится, потому что пытается подобрать единственно верное слово, которое сразит меня наповал. Чего бы ей это ни стоило.

– Ты… ты еще как-то пригоден… для натурных работ… определенного уровня. Элементарного уровня.

Она снова морщится, словно ей неприятно открывать горькую правду.

– Но в том, что касается работы с людьми… Может быть, тебе надо чаще… смотреть телевизор. Ты вообще что-нибудь смотришь, кроме собственных программ?

Ого! Это уже высший класс. Я давно понял, что мы пришли в этот мир не для радости и удовольствий. Это не значит, что ты ежедневно хлебаешь дерьмо большой ложкой, но чаще все-таки да, чем нет. Меня бесят люди, убежденные, будто над ними глумятся за то, что они чернокожие, или геи, или транссексуалы, или приехали из какой-то глухой деревни, или говорят с явным северным, южным, западным или восточным акцентом. Они видят частности, но не видят общей картины: почти все время мы жрем дерьмо.

Однажды я собрался заказать в типографии красочный календарь с фотографиями копрофагов, сиречь существ, поедающих экскременты, как те животные, которых я изучал, когда работал на викторине по естествознанию: гориллы, кролики, большие панды, гиппопотамы, вполне очевидно – навозные жуки (которые, благодаря потрясающему чувству юмора Дозволителя, собирают навоз, ориентируясь по звездам) и мы, люди. Homo, так сказать, sapiens.

Таким образом я мог бы распространять свою жизненную философию в виде шуточного подарка. Но, подумав как следует, решил, что это будет напрасная трата денег. Кому интересна моя философия? Я не совсем понимаю, почему людям так хочется, чтобы их слушали. Каждый стремится высказать свое мнение, протолкнуть свои взгляды в народ, внести свои жалкие несколько пенсов. Но что это меняет? Да, я согласен с твоей пламенной критикой четверки защитников в субботнем матче. Или не согласен. И что?

Энни любит выдерживать паузы, словно тщательно подбирая слова. Но даже не сомневаюсь, что она подготовила речь заранее. Ее называют не только Циклоном Энни, но еще и Бомжихой. Из-за удручающего неумения одеваться и из-за привычки ходить с пластиковыми пакетами, набитыми всевозможными документами.

Вот и сейчас она перебирает бумаги, лежащие у нее на коленях. Еще одна идиотская привычка. Отчеты, журналы, просто белые листы – она постоянно таскает с собой целую гору бумаг, чтобы с ними сверяться и перекладывать с места на место. Она редко когда их читает. Как люди, которые носят очки без диоптрией, потому что считают, что в очках у них умный вид. Не знаю, зачем она это делает; она должна понимать, что я давно раскусил все ее хитрые приемы. Эта пантомима может произвести впечатление разве что на вчерашних студентов-троечников, но уж никак не на старину Бакса. – Жалко, что ты не умеешь работать с людьми… что у тебя еще нет чувства такта, какое было… у того же Херби. Я как раз вспоминала Херби, кто-то сегодня о нем написал в своем блоге. Жаль, что все так получилось. Ты, наверное, коришь себя за то, что покинул его в беде.

Она ударила по самому уязвимому месту. Полоснула мне прямо по горлу, метя в яремную вену, в самом разгаре съемок, в баре в иерусалимском отеле. Это Перл-Харбор. Вероломное нападение без объявления войны. Классический терроризм. Взрываешь бомбу, и пока уцелевшие приходят в себя, взрываешь еще одну.

Я знал, что так будет. Я еще в самом начале решил пропускать мимо ушей все, что скажет Энни, даже если она обвинит меня в зверском детоубийстве или изобретении рабства. Но она явно готовилась и размышляла, чем меня можно задеть. Это тщательно разработанная провокация, и я чувствую, как закипаю внутри. Женщина, которая не умеет снять крышку с объектива и не знает, как включить камеру, женщина, которая не может прицельно поссать в ведро тугой жаркой струей, женщина, чье умение общаться с людьми ограничивается отточенным навыком доводить их до отчаяния, – эта женщина говорит, что мне надо больше смотреть телевизор и что я бросил Херби в беде…

К счастью, я уже взял себе виски со льдом и могу сделать долгий глоток. Этой хитрости я научился у Херби: когда на тебя нападают, откройся атаке. Когда атакующий берет разбег, чтобы посильнее тебя пнуть, распахни перед ним дверь. Используй ускорение против него самого. Скажи ему сердечное «спасибо». И пока он морщит лоб в недоумении, вздрючь по полной программе.