– Я не сумасшедший. Сегодня дам показания, а завтра меня найдут в камере повешенным на кальсонах.
– Сейчас лето.
– Ну и что?
– Летом кальсоны не носят.
– Они найдут, на чем повесить.
– Значит, боишься? – Сергей обескураженно покачал головой: – Не представляю…
– Что? – спросил Игорь Иванович.
– Что скажешь сыну, когда он придет к тебе на свидание? Дачку хотел купить? И за это своего сослуживца, такого же мента, как ты, хотел пристрелить?
– Сына не трогай!
Сергей подобрался к самому краю, но решил немного разрядить обстановку:
– Где он учится?
– В Москве.
– Название вуза?
– Московский университет МВД.
– Вот оно как! О дачке подумал, а про сына забыл.
– К чему ты клонишь?
– Станешь черным пятном в служебной анкете сына. Вряд ли у него получится доучиться.
– О чем ты говоришь? – испуганно спросил Красноперов.
– О чистоте рядов что-нибудь слышал?
– Боже мой! – Красноперов схватился за голову, потом с отчаянием и надеждой посмотрел на Сергея. – Ты мне поможешь!
– Чем?
– Ты живешь в Москве, у тебя наверняка есть нужные связи. – Игорь Иванович схватил его за руку: – Послушай, Сергей! Ты же хотел договориться?
– Хотел.
– Пообещай, что сын закончит университет, и я сделаю все, что хочешь.
– Мне нужно подумать. – Сергей опустил глаза. – А если я скажу, что сделаю все, что смогу, а там будет как будет?
– Нет…
– Пойми, Игорь Иванович, не могу я тебе сейчас врать. Не тот случай.
– Ну хорошо, – Красноперов взглянул Сергею в глаза. – Верю тебе. Ты честный человек. Сделай все, чтобы мой Валерка не пропал в этой жизни. Обещаешь?
– Обещаю. – Сергей тряхнул головой.
– Что мне нужно делать?
Сергей Дуло нашел на столе чистый бумажный лист и протянул Игорю Ивановичу:
– Пиши.
– Что писать?
– Все как есть. Сам знаешь, как оформляется явка с повинной.
– Про мэра нашего, Шутяка, тоже писать?
– Главным образом про него.
Игорь Иванович ненадолго задумался, взял ручку и начал писать. Сергей отошел к окну, открыл створку и закурил, стараясь не глядеть на Красноперова. Внутри его боролись два противоположных чувства: презрение и жалость. А еще было сочувствие. Умом Сергей понимал, что час назад этот человек стрелял в его друга. Но было в Красноперове что-то, что вызывало сочувствие и понимание. Старый человек, службист, в конце концов, ломовая лошадь, на котором пашет всякий, кому не лень.
– Можно еще бумаги? – спросил Красноперов, исписав первый лист убористым ровным почерком.
Сергей подошел к столу и дал ему еще один лист. Сам вернулся к окну и оттуда с тяжелым сердцем наблюдал за Красноперовым. Когда тот закончил писать, сказал:
– Подпись! – Сам вытащил телефон и сфотографировал его издали, потом – ближе, когда Красноперов подписывал заявление.
Прочитав написанное, Сергей констатировал:
– Для Шутяка это смертный приговор.
– Пусть сдохнет, тварь! – со слезой в голосе сказал Красноперов.
– И все же, Игорь Иванович, неужели из-за денег продал душу этому черту?
– Какое там! – Красноперов безнадежно махнул рукой. – Рассказывать – только расстраиваться.
– Все равно расскажи.
– Возможно, ты не знаешь, но когда-то Шутяк работал в следственном отделе, был у меня стажером. При нем я вляпался в одно грязное дело: оперативники забили насмерть подозреваемого, конченого урку, клейма ставить некуда. Дело вел я. И я понимал, что он тоже человек и у него есть право на жизнь, но и ребят-оперативников было жалко. В общем, замяли мы это гадкое дело.
– И какова роль Шутяка в этой истории?
– Он вскоре от нас ушел. Стал депутатом. Потом – мэром. Недавно вызывает меня в свой кабинет и вываливает на стол документы, которые он, поганец, пообещал еще тогда уничтожить. Только теперь по документам так выходило, что это я убил того урку в допросной. Короче, взял меня, гнида, за жабры.
– И ты подчинился?
– А куда мне было деваться? Сына учить надо. Жену за что я должен наказывать? Она у меня правильная. Это я – конченый гад. Как ни крути, а в Филиппова выстрелил.
– Как же ты на это решился?
– Сказать? – Красноперов опустил голову и, не сдержавшись, всхлипнул, потом твердо взглянул на Сергея: – Шутяк пообещал убить моего сына. И я не мог не выполнить его приказ – сын сейчас здесь, в городе, на каникулах. Шутяк приказал, чтобы я задушил Филиппова. Но я не хотел по-подлому – с подушкой или со шприцем. Выбрал пистолет, чтобы был максимальный резонанс. Застрелить начальника следственного отдела в больничной палате – шумное дело.
– Значит так, – решительно произнес Дуло: – Дай мне слово, что завтра утром явишься с повинной.
– Зачем тянуть? Пусть забирают сейчас.
– Не стану я вызывать наряд, Игорь Иваныч. – Сергей опустил глаза. – Знаю, что нарушаю закон, что это неправильно, но по-другому поступить не могу. Филиппов жив. На срок тебе и так нагребут. Дадут не десять, а пять или семь. Там, глядишь, по УДО выйдешь.
– Сергей Васильевич…
– Иди! Не думай благодарить. Про то, что сюда приходил, забудь. И я про это забуду.
Красноперов схватился за голову, потом за сердце:
– Я не могу!
– Уходи, – твердо сказал Сергей. – Отпускаю только потому, что сам не знаю, как бы поступил на твоем месте. Выходит, слаб человек…
Красноперов вышел из кабинета, а Дуло вернулся в палату Филиппова, переворошил подушки, матрац и нашел все три пули. Потом подобрал гильзы. Услышав чьи-то шаги, обернулся.
В палату вошла Полина.
– Его уже забрали?
– Нет, – ответил Сергей.
– Почему?
– Потому, что я его отпустил.
– Ты шутишь?!
– Нет, Полина. Я говорю серьезно.
– Почему? – Она подошла ближе.
– Не смог его отправить на десять лет за решетку. Понимаешь меня?
– Нет, – она покачала головой. – Но я тебе верю.
– Тогда забудь все, что сегодня случилось.
– Уже забыла.
– И никогда не задавай мне вопросов.
Она улыбнулась:
– Разве только сам когда-нибудь расскажешь.