– Ого, вот так кухня! Машка обалдеет! – восхищенно присвистнул Леонид и, увидев, что Катя не разделяет его восторгов, а пытается отпереть какую-то дверь, подошел ближе. – А там что?
– Подвал, – коротко ответила она.
– Помочь? – Не дожидаясь ответа, Леня плечом оттеснил ее и сам занялся замком. Через пару секунд дверь была открыта.
– Где свет включается, знаешь?
– Здесь, сбоку. – Катя протянула руку, нажала на клавишу. Раздался звонкий щелчок, и помещение внизу залил свет.
– Что у вас тут? – Маша, нагулявшись по саду, присоединилась к ним, так что в подвал они спускались уже втроем.
«Подождите меня наверху», – хотела попросить Катя, но промолчала, понимая, что друзья не послушаются.
Они шли гуськом, держась за перила и глядя под ноги, боясь оступиться и покатиться кубарем с лестницы. Интересно, почему, спускаясь куда-то – в подвал, в погреб, люди всегда испытывают почти неосознанный страх? Чего они боятся – темноты? Монстров, что живут в ней?
Но сейчас к обычному детскому страху примешивалось еще что-то, точнее сказать, что-то еще более неясное. Некое смутное ощущение. Катя чувствовала себя не в своей тарелке, но не могла понять, что ее беспокоит.
То, что она рассчитывала и вместе с тем боялась найти?
Или то, что она могла опять этого не отыскать, не заметить?
Маша всегда обильно душилась, причем сладковатыми духами с восточными, терпкими нотками, и здесь, в духоте подвала, аромат усилился, стал тяжелым и навязчивым. У Кати слегка закружилась голова, захотелось выбраться на свежий воздух, но они уже добрались до конца лестницы.
– Аккуратный подвальчик, – сказал Леня. – Инструментов, приспособлений всяких много.
Голос его прозвучал ломко, как у подростка, и сухо, как треснувшая под ногой ветка. У Кати мороз пробежал по коже, и тревожное ощущение усилилось.
– Чего мы ищем? Зачем сюда пришли? – тихо, почти шепотом спросила Маша. Катя поглядела на подругу и поняла, что ей тоже не по себе: наверное, уже пожалела, что спустилась вниз.
– Дверь, – твердо ответила Катя, решив не идти на поводу у расшалившихся нервов. Обратной дороги нет: она пришла в дом Никиты, чтобы найти ответы, и она их найдет. – Мы ищем дверь.
Леня с Машей переглянулись. Катин ответ не внес никакой ясности, лишь добавил вопросов, но ни он, ни она не стали больше ни о чем спрашивать, и Катя почувствовала прилив любви и благодарности. Видимо, им было достаточно того, что Кате это нужно, а значит, надо помочь.
Все втроем они обходили помещение, методично осматривая каждую полку, каждую трещину в стене. Время шло, ничего не находилось, пока, наконец, Леня не сказал:
– Придется отодвинуть вон тот шкаф с инструментами.
Он попытался сдвинуть его с места, но ничего не вышло. Маша с Катей подошли, стали помогать (больше мешая), но узкий шкафчик стоял намертво, как прибитый.
– Бросьте! Не выйдет у нас ничего. – Леня отошел на пару шагов назад и теперь задумчиво смотрел на шкаф, уперев руки в бока. – По-моему, это и есть дверь. И она заперта.
Леонид оказался прав. Убирая с полок инструменты, они начали искать замочную скважину, и она обнаружилась на уровне третьей полки, стоило лишь отодвинуть чемоданчик с электрорубанком.
– А где нам взять ключ? – спросила Маша.
– Мне кажется, должен подойти тот же, что открывает подвал. Замок вроде бы похож, – предположила Катя.
Леонид нашел в связке нужный ключ и сунул его в скважину. Ключ неожиданно легко повернулся, словно замок был недавно смазан.
Пришлось приложить некоторые усилия, потянув дверь-шкаф на себя, и она поддалась. Перед ними оказалось темное гулкое помещение. Света, который они впустили внутрь, приоткрыв дверь, было недостаточно, чтобы осветить его полностью.
Запах увядших, гниющих цветов, который Катя ощутила в прошлый раз, спустившись в подвал, здесь чувствовался гораздо сильнее. Его не заглушали даже Машины духи.
– Нужен фонарик, – сказал Леня. – Я принесу из машины. Стойте здесь, и чтоб ни с места, пока я не вернусь!
Девушки не стали возражать и застыли на пороге, вцепившись друг в друга. Обычно говорливая, сейчас Маша молчала, и Катя чувствовала, как подрагивают ее руки.
Леонид уже, наверное, вышел из дому: звук его шагов затих вдалеке. Они остались одни перед черной дырой, похожей на пасть чудовища, и Кате подумалось: «Что, если он не успеет вернуться? Жуткая, голодная тварь, которая много лет пряталась там, за стеной, поджидая жертву, выберется из тьмы и проглотит нас, утянет за собой. Леня придет – а тут никого, и дверь снова заперта».
– Я боюсь, – прошептала Маша, словно заглянув Кате в голову и прочтя ее мысли. – Так страшно! Вдруг мы отсюда не выберемся?
Четвертая интерлюдия
Сегодня он почему-то все еще не появился, и это пугает меня. Как я могла полагать, что мне уже ничего не страшно? Страшно, еще как.
Такого никогда не было. Казалось бы, надо радоваться, что мучителя нет, но у меня двойственное чувство. С одной стороны, конечно, радость: все на свете отдала бы, лишь бы никогда его не знать и больше не увидеть.
Но, с другой стороны, за все эти долгие месяцы я успела усвоить одну аксиому: все, что бы ни происходило, делает мою жизнь (если это беспросветное существование можно назвать жизнью) только хуже. Если что-то и меняется, то только к худшему.
А значит, то, что он не спускается сюда, ко мне, как каждый вечер и каждое утро, в итоге сделает мое незавидное положение (боже, какие слабые, смешные слова!) еще невыносимее.
Я только что посмотрела и убедилась, что хотя страниц в дневнике еще много, он пуст почти на четверть, мне скоро придется перестать писать: пасты в авторучке осталось мало. Крохотная синяя капелька.
Поэтому я решила рассказать о том, как попала сюда, о том, что мне известно о человеке, который посадил меня в клетку.
Даже на долю секунды я не верю, что кто-то может прийти и спасти меня, что ненавистная дверь откроется и в проеме возникнет не мучитель, а тот, кто выпустит меня на волю. Я здесь уже почти год, а чуда до сих пор не случилось. Следовательно, уже и не случится. Мне предстоит умереть в этом подвале, и изменить этого факта я не в силах.
Если ты – далекий и неведомый! – читаешь эти строки, значит, меня уже нет, все для меня закончилось. Я тешу себя лишь одной мыслью (надо же, никаких амбиций и желаний, ничего больше!) – может, кто-то найдет эти записи и расскажет моим близким и близким всех остальных, что с нами стало. Чтобы наши тела нашли и похоронили, и никто не думал, что мы просто сбежали и живем припеваючи на другом конце земного шара.
Нас больше нет. Мы умерли. Он всех убил.