«Линия Сталина». Неприступный бастион - читать онлайн книгу. Автор: Герман Романов cтр.№ 77

– Катера сейчас самолет на «полотенце» возьмут, Николай Юрьевич, не дадут утонуть, доведут. Может, и починить удастся…

Начальник штаба не договорил, немного изменился в лице, пристально глядя на бронекатер. Тот быстро пошел к «Иссе», на баке перед орудийной башней лежали тела погибших летчиков, а над раненым пилотом склонились моряки, причем старший лейтенант Богданов, исправный служака, забыв про субординацию, махал зажатой в руке фуражкой.

– Я думаю, Алексей Михайлович, летчик находится в сознании, но в крайне тяжелом состоянии. И сведения очень важные. – Аврамов повернулся, в два шага оказался у трапа и скатился по нему вниз, словно вспомнив свою практику в гардемаринские времена. А там легко перебросил свое немолодое, искореженное ранами и болезнями тело через натянутые леера и прыгнул на палубу БКА, где его подхватили руки краснофлотцев. Чуть застонав от боли в ногах, не в его же возрасте выполнять такие трюки, легкие для юности, Аврамов склонился над пилотом.

Одного взгляда хватило – совсем молодой парень, но даже веснушки покрыты той жуткой бледностью, что говорит о приближении смерти. Видел не раз он такие лица, особенно в далеком пятнадцатом году, когда довелось командовать стрелковой ротой из матросов-штрафников на германском фронте. Тогда погибли многие…

– Товарищ командующий… Фашисты идут на Тарту, колонны пехоты, артиллерия… Танки есть, сотни машин идут… На карте нанес… Все… Мы немца…

Летчик говорил со всхлипами и настолько тихо, что Николай Юрьевич чуть ли не прижался к его окровавленным губам. Со стороны казалось, что командующий слушает связную речь, но на самом деле он ничего, кроме хрипения уходящей жизни из пробитого пулями молодого тела, не слышал. Больше минуты Аврамов простоял на коленях перед умирающим летчиком, не в силах выпрямиться.

Мысль, внезапно пришедшая ему в голову, настолько поразительная и настолько опасная, заставила забыть обо всем, даже не заметил, как летчик предсмертно дернулся в агонии. Но этот всхлип уходящей души вернул его к действительности. Он взглянул в глаза парня, годящегося ему в сыновья, уже с застывшим взглядом, и, прикоснувшись пальцами, осторожно закрыл веки. Затем чуть прикоснулся губами к еще теплому лбу и рывком встал.

– Так, значит, решили идти на Ленинград кружной дорогой, через Тарту и Нарву. Или это… Нет, не выйдет! Кровью у нас умоетесь, вспомните, что под Нарвой и Псковом мы вас в восемнадцатом году остановили, и здесь тоже остановим.

Аврамов говорил в задумчивости, про себя, но краем глаза заметил, как напряженно слушают стоящие рядом командиры и матросы.

– Алексей Михайлович, напишите представление незамедлительно, и в штаб КБФ передать без промедления – экипаж к орденам Боевого Красного Знамени! Посмертно… Чрезвычайно важные сведения! Помогите!

Последнее слово было обращено к матросам, без их помощи он бы не смог перебраться на высокий борт «Иссы». Те, не мешкая, подхватили его и чуть ли не на вытянутых руках передали на флагман, где командующего бережно, будто драгоценное стекло, приняли другие краснофлотцы. Аврамов вытянулся по стойке «смирно», отдавая дань погибшим летчикам, рядом с ним с обнаженными головами застыли моряки. Затем Николай Юрьевич взял протянутую ему капитаном фуражку и надел ее.

– Планшет с картою и документы летчиков ко мне в каюту, – коротко приказал он Осипову. – Идем в Псков полным ходом! Отставить! Где ходит «Шустрый»?!

Все катера флотилии имели номера, наименования полагались только боевым кораблям и вспомогательным судам Чудской флотилии, состоящим из мобилизованных пароходов и буксиров, спешно вооруженным за неделю в мастерских Пскова и Гдова. Однако Аврамов, памятуя о прошлом, понимал, что «номерные имена» не в «обороте» у моряков во все времена, а потому разрешил использовать прилагательные, соотносясь с буквой типа катера. И появились «Шустрый», «Шумный», «Расторопный», «Резвый» и многие другие, числом в полтора десятка.

– Уже на подходе, товарищ капитан первого ранга. – Начальник штаба показал на приближающийся катер, до которого было едва полмили, минута хода, не больше. И действительно, бывший торпедный, а ныне посыльный катер вскоре подошел к борту канонерки. За рубкой виднелась груда белого шелка парашюта, а рядом, с таким же по цвету лицом сидел пилот сбитого истребителя, уже связанный по рукам и ногам и подпираемый плечами двух не слабых на вид курсантов.

Немца перебросили на канонерку, как пушинку, вот только приняли не так, как командующего флотилией, бережно, тычками и хмурыми взглядами. И лишь присутствие Аврамова на палубе спасло выловленного арийца от тумаков и зуботычин.

– Переодеть в сухое, взять под охрану и глаз не спускать! И без всяких глупостей. – Николай Юрьевич строго посмотрел на Осипова, и капитан, как говорится, проникся. – Лейтенанту Сорокину отыскать другого немца, достать тело и документы. Нужно найти до заката, обязательно! Богданов! Вы обеспечиваете водолазов, «Расторопный» при вас. Дождитесь «каэмки», идите в Псков только отрядом! Мало ли, вдруг еще какой залетный «гость» появится, хотя маловероятно. Вместе отобьетесь. Понятно?

– Так точно, товарищ капитан первого ранга!

Старший лейтенант Богданов четким, выверенным движением, словно на смотре, приложил ладонь к фуражке. На палубу бронекатера спрыгнул командир с двумя старшинами, им передали парочку тяжелых обрезиненных мешков, и «Безупречный» отвалил от «Иссы», за кормою заклубилась белая пена воды, взбитая винтами.

– А вот теперь можно идти на Псков. – Аврамов посмотрел на капитана канонерки и отдал приказ: – Полный ход! Дорога каждая минута!

Командующий 11-й армией генерал-лейтенант Гловацкий Псков

Гловацкий пододвинул поближе стакан горячего чая, помешал сахар ложечкой. Как ни странно, но впервые за эти дни он сейчас думал не о войне. Маршал Ворошилов с командованием фронта отбыли на станцию Дно, отдав ему много ЦУ, и он вздохнул с нескрываемым облегчением, избавившись от чудовищной ответственности за их жизни. Итак, пока на линии укреплений по реке Великой их сопровождал, извелся весь, поминутно разглядывая небо. Потом, когда маршал отправился смотреть Ново-Псковский УР, оставив их с генералом Ватутиным в штабе, сильно там психовал, стараясь не показывать своего крайнего беспокойства за жизнь Климента Ефремовича – пуля ведь дура, да и снаряд такой же!

Сейчас Гловацкий думал о Софье, о своей нечаянной любви. Полчаса тому назад она пришла, сопровождая двух почтенных эскулапов с ромбами в петлицах. Врачи щупали швы и терзали, перебрасываясь замечаниями, а ему пришлось молча терпеть, мысленно матерясь на все сто рядов, но теперь приходилось сопеть в тряпочку. А это здорово бесило – прожить оставшиеся три недели под таким надзором не привлекало ни на капельку, но, памятуя о приказе, причем категорическом, заставлял себя сдерживаться, улыбаться и во всем с ними соглашаться. Вино у него забрали – медицина разрешила по полстакана прием ежедневно, как микстуру, не больше. Впрочем, изъятие он воспринял равнодушно – выпить вина мог, но редко, большим охотником до него никогда не был.