— Часа через три, раньше не успеет, даже если будет
гнать машины вовсю.
— Прямо из аэропорта мы едем в гости к твоему
Симонову, — решил Петровский. — Что говорят лечащие врачи?
— Они считают, что нужно отключить систему
искусственного дыхания. Все равно сердце бьется вхолостую. Ждут, когда дадут
согласие родственники.
— Где сейчас его жена?
— В больнице. Она ничего не соображает. Плачет и
кричит.
— Когда придет в себя, будет поздно. Найди какую-нибудь
сердобольную старушку и пошли за ней. Пусть объяснит жене, что самоубийство —
большой грех, чтобы та настаивала на лечении, ни в коем случае не разрешала
отключить аппаратуру. Ты меня понимаешь?
— Уже звоню по другому телефону. Наймем их соседку. Мы
ей платим деньги уже два месяца. Она ходит домой к Нечипоренко и узнает для нас
все новости. Жена Нечироренко ей доверяет. Такой «божий одуванчик». Сейчас
скажу, чтобы организовали машину и привезли ее в больницу.
— Правильно. — Петровский знал про соседку и
недовольно подумал, что сам должен был предложить такой вариант. Когда
случаются похожие трагедии, потрясенные родственники больше доверяют знакомым
людям, хватаясь за любую возможность.
— Действуй. — Он отключился и сразу набрал номер
телефона Юлая Абуталиповича, а когда тот ответил, спросил: — Что у нас в Омске?
— Плохо, — признался Юлай. — Губернатор
настаивает на личной встрече. Хочет обговорить все условия в случае поражения
его кандидата.
— Какой у нас рейтинг?
— Фифти-фифти, никакой гарантии. В последний момент они
смогут задействовать своих людей. В городах мы постараемся проконтролировать
ситуацию, но в селах и поселках они вбросят дополнительные бюллетени, и мы
ничего не сможем сделать. Правда, во второй тур наш кандидат все равно
гарантированно проходит. Хотя, конечно, было бы лучше, если бы он набрал больше
голосов, чем его соперник. У того может оказаться мощная поддержка. Особенно в
рабочих поселках, где этого директора комбината хорошо знают. Впрочем,
Бронштейн обещает, что все будет в порядке.
— Что предлагаешь делать?
— Нужно лететь в Омск. Я знаю, что в Курске у тебя тоже
важное дело, но если мы упустим Омск, то потеряем «Финойл». А они наши
крупнейшие заказчики. Ты помнишь, сколько они нам заплатили в прошлом году?
— Я могу не успеть, — глянул на часы
Петровский. — Из Курска до Омска напрямую не добраться. Может, ты полетишь
вместо меня?
— Губернатор не будет разговаривать ни с кем, кроме
тебя, — возразил Юлай. — Ты у нас известная личность, про тебя в
газетах пишут, на телевидении твое мнение спрашивают. Меня он даже не примет.
— Сукин сын, — зло отреагировал Петровский. —
Ведь специально ждал до последнего дня, чтобы начать торговаться. Может, мы
все-таки сумеем протолкнуть вашего кандидата? В общем-то у Леонида Исааковича
осечек никогда не было. Леонид Исаакович Бронштейн по праву считался ведущим
специалистом их аналитического агентства. Он вернулся из Америки еще семь лет
назад и с тех пор работал консультантом в «Миллениуме». Бронштейн был
гражданином Советского Союза, родился в Одессе и жил там до восемнадцати лет,
после чего переехал в Москву и поступил в МВТУ имени Баумана. Получив высшее
образование, несколько лет работал пo специальности, а затем эмигрировал в
Соединенные Штаты. Это было в восемьдесят втором году, когда перемены в
обществе казались невозможными.
Леонид Исаакович прожил в Америке четырнадцать лет, сумел
получить американское гражданство и создать небольшую рекламную фирму. Дела у
него шли неплохо, но в начале девяностых он переключился на новых советских
миллионеров, которым требовалась консультация по финансовом вопросам в Америке.
А через несколько лет Бронштейн перевел свой бизнес в Москву. Именно тогда
Петровский с ним и познакомился. Леонид Исаакович получал за свои услуги очень
много, больше всех остальных сотрудников «Миллениума», вместе взятых. Его гонорар
составлял от ста тысяч до полумиллиона, но Петровский считал сотрудничество с
ним весьма выгодным. Он стоил таких денег, гарантируя прохождение любого
кандидата. А кроме того, казался неистощимым на всевозможные выдумки.
— Бронштейн тоже считает, что ты должен прилететь в
Омск, — безжалостно сообщил Юлай.
— Иногда я думаю, что у тебя нет нервов, —
пробормотал Петровский. — Мог бы мне этого и не говорить.
— Позвони ему, — посоветовал Юлай.
— Ты же знаешь, он не любит, когда его дергают.
— Двадцать минут назад он сам мне звонил. Я думал — ты
еще летишь, не хотел тебя
беспокоить.
— Я включил телефон в самолете, — сообщил
Петровский, почувствовав, что их закачало еще сильнее. — Надеюсь, с этим
корытом ничего не случится.
Он набрал номер Бронштейна и подождал, когда тот ответит.
Годы, проведенные Америке, сказались на речи Леонида Исаковича — он говорил
по-русски с заметным акцентом.
— Добрый вечер, Леонид Исаакович, — начал
Петровский, услышав знакомый голос.
— Здравствуйте Святослав Олегович, звонил к вам в
Москву, но Юлай Абуталивич сказал, что вы вылетели в Курск. Пытался перезвонить
по вашему мобильному, он был отключен.
Я отключил его, когда мы взлетали, — пояснил
Петровский, — а сейчас включил.
— Еще в самолете? — ужаснулся Бронштейн. —
Это очень опасно. Может, мы поговорим, когда вы сядете?
— Мне разрешили разговаривать, — соврал
Петровский, покосившись на двух стюардесс, скромно сидящих в конце
салона. — Зачем губернатор хочет со мной встретиться?
— Чтобы поторговаться, — коротко ответил Леонид
Исаакович. — Очевидно, понимает, что его кандидат может проиграть. Дело в
том, что его директор — весьма непопулярная личность в рабочих поселках. С
одной стороны, он, конечно, играет роль отца-благодетеля, раздавая продукты и
пайки пенсионерам, а с другой — мы запустили слух, что деньги за эти «подачки»
вычитаются из фонда заработной платы комбината и фонда социальной защиты. В
общем, люди получают продукты и ругают своего директора.
— Получают, но все-таки ругают, — усмехнулся
Петровский. — Типичная психология люмпенов.
— Ну не скажите, — возразил Бронштейн. Он был
настоящим психологом. — Людям вообще трудно отказаться от любого дара.
«Бойся данайцев, дары приносящих». Это не люмпенская психология, а нормальная.
Вы же знаете, что премию «Триумф» присуждают самым известным деятелям культуры
нашей страны — он именно так и сказал: «нашей», — это огромная сумма в
пятьдесят тысяч долларов. Всем прекрасно известно, кто дает эти деньги и откуда
они у спонсора. Но ни один из уважаемых деятелей культуры за все время существования
«Триумфа» не отказался от пятидесяти тысяч долларов. Ни один. Хотя все глубоко
презирают выдающего их спонсора. Или вы считаете, что это тоже «люмпенская»
психология?