А в 1971 году это был театр с именем и историей. В разные годы его возглавляли: Михаил Михайлович Яншин, ученик Станиславского, Борис Александрович Львов-Анохин, который и поставил «Антигону». В разные годы на сцене театра блистали: Евгений Леонов, Евгений Урбанский, Георгий Бурков, Дзидра Риттенбергс…
Меня в труппу пригласил Иван Тимофеевич Бобылёв, который был в то время главным режиссёром театра. Почему-то ни в каких «википедиях» даже не упоминается имя этого режиссёра, как будто его и не было в истории театра Станиславского. А он не только был, но и поставил несколько замечательных спектаклей, в том числе и «Женитьбу Белугина», где великолепно играл Василий Бочкарёв.
До этого Иван Тимофеевич был главным режиссёром Пермского драматического театра, который славился на всю страну и был известен в мире именно тогда, когда Бобылёв его возглавлял. А в Москву он был приглашён и назначен главным в театре им. Станиславского по инициативе группы артистов этого театра, после того как они же «ушли» Львова-Анохина. Эта же «группа товарищей» потом «съела» и Бобылёва. Он вернулся в свой театр в Пермь, где его ждали и любили. Но вернулся уже сломленным – и вскоре умер. Он был очень хорошим режиссёром и прекрасным, душевным человеком…
Я шла на сбор труппы в театр им. Станиславского, не представляя, что меня ждёт. Наш прекрасный мечтатель Юрий Васильевич готовил нас к жизни в «храме искусства». Вот я и шла, волнуясь, на первую встречу в «храм», как на праздник. Я помню даже, что на мне было надето: белый костюм в очень мелкую клеточку с юбкой-миди. И помню, как после того, как нас представили труппе – сокурсников по Щукинскому: Юру Крюкова, Аню Варпаховскую и меня, и Ларису Бережную, выпускницу ГИТИСа, – ко мне подошла любимая мной актриса Ольга Бган и, глядя недобро, спросила: «А почему вы решили пойти именно в этот театр?» И всё у меня внутри оборвалось. Радость улетучилась, а на смену ей пришло тревожное предчувствие – как жизнь показала, не напрасно…
Через несколько дней в театре было вывешено распределение ролей в спектакле «Альберт Эйнштейн», к репетициям которого приступал Иван Тимофеевич Бобылёв. В этом спектакле я получила главную женскою роль. Героиню звали Фей.
Также были вывешены приказы о «вводах артистки Варлей Н.В.» на роль Эльзы-нахалки в спектакле «Чёрт» Мольнара и Луизы в «Коварстве и любви» Шиллера. Начались репетиции, но вскоре стало понятно, что я беременна. Токсикоз при моём отрицательном резусе был ужасным, и я пошла «сдаваться» Бобылёву.
Когда я вошла в его кабинет, он почему-то думал, что я пришла подавать заявки ещё и на другие роли. Но когда я сообщила, что жду ребёнка, Иван Тимофеевич изменился в лице и долго молчал. Потом он справился с эмоциями, вышел из-за стола, подошёл ко мне, поцеловал руку и сказал: «Наташенька! Это прекрасно! Поверьте, для женщины – это самое главное в жизни! Репетируйте, пока можете, – я никому ничего в театре говорить не стану. Если почувствуете себя на репетиции плохо, подойдите, скажите мне, и я выпущу на сцену второй состав!»…
Вот такой он был добрый человек, и не удивительно, что «хищники» театра его быстро съели…
А мне эту ситуацию впоследствии поставил в вину директор театра Жарковский. В «Семнадцати мгновениях весны» он сыграл Кальтенбруннера – таким он и в жизни был: что такое гуманность, ему было неведомо. Он однажды упрекнул меня всерьёз, что, скрыв беременность, я «обманула театр». Так как Бобылёва к тому времени в театре уже не было, я сказала Жарковскому, что главный режиссёр был в курсе, а посвящать в это всю труппу было ни к чему, тем более что в спектаклях был второй состав.
А в другой раз, когда я уже несколько сезонов работала в театре и была ведущей актрисой, Жарковский «росчерком пера» поставил спектакль «Прощание в июне» на тот день, когда я должна была бы находиться на фестивале советских фильмов в Малайзии. Приглашены туда были мы с Олегом Видовым. Разрешение на мой отъезд театр подтвердил. Бумага лежала в Госкино. Мне сделали все прививки – и от малярии, и от жёлтой лихорадки, и от оспы – тогда с этим было строго. Назначена дата вылета, взяты билеты – и вдруг Жарковский НЕ ОТПУСКАЕТ, потому что спектакль «Прощание в июне» мы обязаны играть для какого-то партийного актива. Я пытаюсь объяснить Жарковскому, что Фестиваль советского кино за рубежом – не менее серьёзное политическое мероприятие, чем «партактив». Но директор меня не слушает и говорит, что «ОНИ хотят именно этот спектакль». Я убеждаю его, что у меня же есть дублёрша, а он гнёт своё: «А ОНИ хотят, чтобы играла именно Варлей!»
И, представьте себе, я играла. Подчинилась «театральной дисциплине». Видов полетел один. В Малайзию я так и не попала…
При том, что я играла почти все главные роли в репертуаре, театр держал меня «в ежовых рукавицах». И даже когда мне «повысили зарплату» – с 75 рублей до 85, – была волна недовольства: зачем так быстро? «Незачем баловать молодую актрису»!
Возвращаясь к нашему разговору с Бобылёвым. Он выполнил своё обещание, и в театре о моём «интересном положении» никто не знал. Токсикоз прекратился, а животика не было видно – я поправлялась, но как-то… равномерно. И только тогда, когда пришла пора оформлять декретный отпуск, пузико наконец проявилось и стало расти «не по дням, а по часам».
Ровно через месяц после рождения Васеньки я пришла в театр и вошла в кабинет Бобылёва, чтобы сказать, что готова приступить к работе. Но Иван Тимофеевич печально ответил мне: «Уже при другом главном, Наташенька! Я в этом театре больше не работаю».
Нового главного режиссёра назначили в театр ещё через несколько месяцев. Однако я приступила к работе намного раньше.
Первым делом меня стали вводить на роль Эльзы-нахалки. В ней я и вышла на сцену после декретного отпуска.
«Психологическая пауза»
Спектакль «Чёрт» по пьесе Мольнара поставил в театре Станиславского Лесь Танюк, режиссёр, приехавший с Западной Украины. Он считался подающим надежды авангардным молодым режиссёром.
Позже он поставил у нас мюзикл «Мсье де Пурсоньяк» по пьесе Мольера, в котором я сыграла главную женскую роль – Жюли.
Работать с Танюком было интересно, хотя иногда казалось, что он как-то уж совсем плевал на систему Станиславского, ничего не предлагая взамен. И тогда не на что было опереться, работая над ролью.
Лесь Танюк значился в театре «очередным» режиссёром, но думаю, что после ухода Бобылёва законно рассчитывал на должность главного. Не получилось. Наверное, правильно. Хотя он был человеком несомненно одарённым, но эксперименты, к которым он тяготел, были для театра не ко времени.
Танюк вводил меня на роль Эльзы-нахалки – девушки, влюблённой в главного героя (его играл ведущий артист театра Владимир Анисько). Но любовь, как и полагается в такой пьесе, не взаимна – герой любит взрослую, замужнюю женщину (её замечательно играла Рита Рыжкова – актриса очень сильная, но, к сожалению, недооценённая и рано ушедшая из жизни). Моя героиня Эльза страдает, но считает, что в силах победить ситуацию в этом треугольнике. Однако, поняв, что ТАМ – настоящее чувство, уступает…