— Ты че, Лариска?
— Митяй, будь человеком, попроси Петра Петровича, чтобы меня
тоже взяли в клуб, чем я хуже Ирки со Светкой? — она прикоснулась пальчиками к
его мощному колену. На ногтях, обкусанных до мяса, шелушился черный лак.
— Не понял, — криво усмехнулся шофер.
— Да все ты понял, Митяй, не придуривайся. Ирку со Светкой
забирают в закрытый бордель, у них настоящая жизнь начинается, с бабками, с
красивыми шмотками. Я тоже хочу. Я здесь не могу больше. Вот, смотри, — она
задрала футболку, обнажила впалый живот, острые ребра. Шофер скосил глаза и
увидел три красные, воспаленные шестерки, нацарапанные на коже.
— Ты че, наколку хотела сделать, что ли? — спросил он,
цыкнув зубом.
— Я не сумасшедшая, — помотала головой девочка, — это Руслан
меня пометил. Дико больно. Слушай, Митяй, у тебя девушка есть?
— Закройся, опусти майку свою, дура, — шофер брезгливо
поморщился, — и вообще, выметайся из машины.
— Да ты не бойся, это не наколка, это пройдет, подсохнет, а
корочки отвалятся, и ничего не будет. Царапины неглубокие, даже шрамов не
останется. Ну правда, Митяй, есть девушка у тебя?
— Брысь, сказал! — шофер вытянул сигарету из пачки, щелкнул
зажигалкой и выпустил дым в открытое окно.
— Дай хотя бы покурить, трус несчастный, — сдерживая слезы,
крикнула девочка, — все вы только кажетесь такими крутыми, а на самом деле
трусы, слабаки, посмотрела бы я на тебя, если бы ты попал на нашу дискотеку.
Небось, в штаны наложил бы, если трех шестерок на моем пузе боишься. Там у нас
знаешь, что делается? Ну будь человеком, пожалей меня, возьми с собой, если у
тебя есть девушка, я все равно лучше, я тебя так буду любить… — Последние слова
она прошептала еле слышно, в тупой выбритый затылок. Зеленые круглые глаза
наливались слезами, маленький острый носик, усыпанный веснушками, покраснел,
губы задрожали. Шофер резко развернулся и рявкнул:
— А вот за труса я тебя щас у рою!
— Урой, — кивнула девочка и шмыгнула носом, — а лучше вообще
замочи. Вот, точно, замочи меня, Митяй, — она вдруг захохотала хрипло,
надрывно, — я сама никак не могу, не получается, жалко себя, а вот бы кто-то
помог…
— Да пошла отсюда, дура сдвинутая! — шофер перегнулся через
ее колени, открыл дверь. — Прыгай! И чтобы я тебя больше не видел!
— Трус! Козел! — громко крикнула девочка ему в лицо,
схватила полупустую пачку «Парламента» и выпрыгнула из машины.
Шофер вяло выругался, выкинул недокуренную сигарету в
окошко, широко, со стоном, зевнул, откинулся на мягкую спинку сиденья и через
минуту уже похрапывал.
А рыжая Лариса обежала дом и остановилась перед высокой
деревянной лестницей, приставленной к крыше. На втором этаже было распахнуто
окно, и оттуда слышались приглушенные голоса. За птичьим щебетом невозможно
было разобрать ни слова. Не долго думая, Лариса вскарабкалась по лестнице,
легко и бесшумно, как кошка.
— Нет, а кому это нужно? — услышала она голос одной из
близняшек.
— Много будешь знать, скоро состаришься, — ответил
неприятный вкрадчивый тенор, принадлежавший черно-красному, — ладно, девочки,
нам пора. Вы все поняли?
— Какие у нас гарантии? — мрачно спросила Ира.
— Вы сами — вот ваша главная гарантия. Качество работы и
молчание. Гуд бай, лапушки. Когда переедете к Петру Петровичу в клуб,
обязательно вас там навещу.
Лариса болезненно поморщилась, сообразив, что главное она
пропустила из-за глупой бесполезной болтовни с шофером. Послышался стук двери.
В комнате близняшек повисла тишина. Лариса надеялась, что Ира и Света сейчас же
начнут обсуждать визит Гулливера с неизвестным черно-красным, но они молчали,
как будто чувствовали, что их слушают. Оставаться на лестнице не стоило, ее
могли заметить, и Лариса быстренько спустилась, отошла к забору, села на
березовый пенек, достала из кармана штанов свистнутые у шофера сигареты, хотела
закурить, но не было зажигалки.
— Ты что здесь делаешь? — из окна на втором этаже высунулась
голова одной из близняшек. Лариса их так и не научилась различать, а потому
крикнула наугад:
— Ирка, будь человеком, кинь зажигалку. Голова спряталась, и
через минуту к Ларисиным ногам упал коробок спичек. Лариса с наслаждением
закурила.
Света захлопнула окно и села на кровать рядом с Ирой.
— Лариска, по-моему, подслушивала, — произнесла она шепотом,
сестре на ухо, — там лестница у окна, она, кажется, только что с нее слезла.
— Ну, если она слышала весь разговор, то будет молчать, —
Ира оскалилась, — ей ведь жить хочется. Ну, а если только кусок разговора, то
вряд ли она что-то поняла.
— Думаешь?
— Уверена.
Послышался приглушенный рев мотора.
— Эй, Лариска, ты где? Закрой за нами! — крикнул Гулливер.
— Я вам что, нанималась? — звонко, со слезой, отозвалась
Лариса.
Ей ничего не ответили. Мотор опять взревел, ворота грохнули.
— Гады! — заорала Лариска. — Все гады! Ненавижу! А-а-а,
убили негра! — запела она пьяным шальным голосом и трижды кулаком стукнула по
железным воротам изо всех сил.
— Ты видишь, какая шалава? — развела руками Света. — Она
может все разболтать просто так, самой себе во вред.
— Ну что ты заранее паникуешь? Лучше подумай, как будем
бабки тратить? — Ира обняла сестру и звонко чмокнула в щеку. — Можно шмоток
накупить, а можно в банке открыть счет. Слушай, отличная идея! Почему нет? Чем
мы хуже других? Сейчас есть вполне надежные банки, мы с тобой кредитки заведем.
— Хватит! — шепотом крикнула Света. — Сначала надо получить
эти деньги. И не забывай, за что мы их получим. Размечталась! Счет в банке!
Карточки! Нам бы с тобой уцелеть, Ирка, и не загреметь под фанфары.
Глава 17
Человек, позвонивший утром, больше не перезванивал. Ксюша
пару раз набрала мобильный номер Олега, но телефон был отключен.
— Ладно, — вздохнула она, кладя трубку, — так даже лучше.
День летел легко и незаметно. Если не считать, что они
попали под дождь во время прогулки, ничего особенного не случилось. У Маши было
отличное настроение, она улыбалась, смеялась, хорошо кушала, уснула сразу, без
слез и нудного укачивания в кроватке. Во время ее дневного сна Ксюша почитала
учебник биологии, лежа на старинной кушетке в гостиной и поедая свежую
клубнику. Лицо ее было измазано красной ягодной мякотью, она вспомнила, как это
полезно для кожи, и решила сделать маску. Главное, успеть смыть, пока не
проснулась Маша, чтобы не напугать ребенка.