Он стоял чуть впереди остальных. Его жезл пылал. А перед ним стоял главный противник. Его обволакивало странное мерцание, как будто он был одет не в броню, а в энергию, источаемую его телом. Он был без шлема, с открытым лицом.
На губах прислужника Варма играла улыбка. В глазах точно горели два красных угля. И никаких следов омерзительного недуга. Стоял он с небрежностью, полный уверенности в себе.
Мысленная речь… Ну, конечно же, они разговаривают мысленно, вот почему они так неподвижны. Кадия облизнула потрескавшиеся губы. Решиться ли подслушать их? Или это каким-то образом нарушит равновесие, привлечет опасное внимание?
Но просто смотреть и ждать, что произойдет, она не могла. Нет, надо узнать! С самого начала вела эту битву она! Остальные вступили в борьбу позже, взяли все на себя, но и она не отступит! Этот мерцающий чужак угрожает трясинам, нанеся им такой вред, какой не удавался и Оро-гастусу. Кадия узнала, о чем переговаривались враги.
Было предсказано, что этот день настанет, глупец. Ваши чары распались — я живое тому доказательство. Но не ты их разрушил, Рагар. Другой вмешался, но его более нет. Ты призвал его, Рагар?
Какой ты догадливый, Ламарил! Ты как будто поумнел, так долго нежась в этом вашем раю. Да, с тем, кто звался Орогастусом, можно было вступить в связь и во сне. Сны очень могущественны, и даже спящий способен использовать их. Управлять им, конечно, мы не могли — слишком крепки были наши узы, но мы внушили ему, что в горах есть тайник, который стоит отыскать, а он был любопытным ничтожеством и вмешивался в то, чего не понимал.
Только он ведь не освободил вас, Рагар. А просто дал толчок к этому.
Достаточно, что была отперта одна дверь, Ламарил. И мне пора действовать. Позади вас то, что я запер, а теперь хочу открыть. Тот, кто послал меня, не отличается терпением, и ждал он слишком долго!
Спящие спят, — спокойно ответил Лама-рил. — Ты их не потревожишь, Рагар.
Уголки губ Рагара изогнулись, превращая улыбку в жестокую усмешку.
Не потревожу? И это ты говоришь мне?!
Он прицелился жезлом. Пламя было темным, как цвет засохшей крови, лишенным благородства доброго огня.
Оно ударило в золотистую преграду, созданную оружием синдонов. Поднялся клуб черного дыма, пронизанный мечущимся багровым пламенем. Дважды багровый огонь прогибал золотую преграду, но был отражен. Кадия пошатнулась под ударом отраженной Силы. Но каким-то образом ее достигли и скрытые мысли Ламарила. Синдоны держались, но атаковать сами не могли. В свое оружие Рагар влил клокочущую ненависть — топливо, питающее его Силу. Древняя ожесточенная ярость, отточенная за бесчисленные годы, дождалась своего часа.
Пламя хлестало о пламя с пронзительным воем, будто сцепились два хищных зверя.
И вот — удар огня, золотая вспышка, и язык пламени пронзил золотую преграду рядом с Ламарилом. Синдон слева от него зашатался и упал на колени. Нуерс!
Рагар испустил торжествующий вопль. Темное пламя прильнуло к стене. И хотя золотой огонь отсек его от жезла, оно продолжало ползать по камню.
Еще нет, Рагар, еще нет! — в этой мысли слышалась нерушимость клятвы. А Нуерс не двигался. Жезл, который он уронил, переломился, точно сухая ветка.
Но скоро, Ламарил, очень скоро! — пьянящая уверенность в победе Рагара была как удар.
ГЛАВА 24
Стена света, создаваемая синдонами, держалась. Но и ползающий по каменной стене клок пламени не угасал, хотя дверь все не появлялась. Хриплый крик нарушил поток энергии, питавшей пламя.
С неба на стоящих перед стеной устремился вур — такого крупного Кадии еще видеть не доводилось, — и он целился в Ламарила. Девушка в безотчетном порыве подняла меч, направив глаза на устремляющуюся вниз смерть.
Из большого ока на рукояти вырвался луч, толщиной в палец, и поразил хищника в голову. Вур смолк и рухнул, точно камень, туда, где багровый огонь бился с золотым. Произошла вспышка, такая ослепительная, что Кадия на мгновение утратила способность видеть. Но она услышала вопль торжества, не мысленный, но сотрясший воздух. Стена золотого света проломилась, язык багрового пламени устремился к Ламарилу.
Кадия повернула меч навстречу ему. Но на этот раз меч не откликнулся. Ламарил упал, свет его жезла потускнел. Атакующее пламя пронеслось над ним к потаенной двери.
Прочь! Прочь! — прозвенело у нее в голове. Кадия сжала меч обеими руками. Она сразила вура, и вот что произошло! Оборона синдонов оказалась прорвана его трупом! Она с трудом различала своих друзей полуослепшими от вспышки, слезящимися глазами.
Если дверь сейчас отворится, если скрытые за ней выйдут наружу, можно просто сдаваться на милость победителей…
Она попятилась. Оставалась лишь одна возможность, такая неверная, что надежды не было почти никакой, и тем не менее она должна ее использовать.
Кадия обернулась. Позади нее теснились од-длинги и хасситти — некоторые еще висели на стенах расселины, потому что им некуда было спуститься.
А камни наверху все еще сыплются! Быть может, то, о чем она думает, погребено под ними… но все же, все же…
— Джеган, — обратилась она к охотнику, почти прижатому к ней. — Я должна подняться туда…
Остальные сразу поняли, она услышала шепот, щебет хасситти:
— Если к спящим есть еще вход, мы должны воспользоваться им и напасть сами!
Они посторонились, оставшиеся в расселине прижались к стенам. Джеган полез первым, Кадия следом за ним. Вновь она стиснула меч зубами, терпя его жар, который увеличивался с каждым мигом, и начала подниматься.
Наверху камни больше не падали, но кучи их громоздились на месте бывшего гнезда. И уж конечно, за всем должен был наблюдать дозорный скритек, высматривая, не вернутся ли осажденные.
То, ради чего она поднялась сюда, находилось на открытом месте, хорошо видном сверху. Но выбора не было. Кадия взяла меч за острие и с отчаянием оглядела груды камней. Решетка… она должна быть вон там! И она была не завалена.
Ее толкнули сзади, и она услышала громкий нетерпеливый щебет. Хасситти забрались наверх следом за ней. Она чуть не упала, когда первый протиснулся мимо нее.
Кадия попыталась удержать его, но он упал на живот, прополз вперед и принялся разгребать оставшуюся труху, от которой они еще не освободили решетку. Поднялось облако пыли, неся застарелый запах высохшего помета.
А камни? Кадия взглянула на верхний край обрыва: ни единого скритека.
Она опустилась на четвереньки, потом, как хасситти, легла на живот и поползла к решетке. Пыль ударила ей в нос и горло, но она не могла даже кашлянуть, так как держала в зубах меч и напряженно прислушивалась: не закричат ли, торжествуя, скритеки, не полетят ли снова камни.