— Вон, — киваю. — Кочерга лежит. Небось, если в сенях пошарить, еще и топор найдется. Ночью только в световой круг не попадать, а там тебя арбалеты не достанут. Если лошадей и вещи сторожат — бросай все, уходи сам. Добро новое наживешь, а вот жизнью никто не поделится.
Тиан смотрит на меня в упор. Запускает руку в волосы, срывает ленту. Зачем? Что это меняет? Замираю под взглядом Огненного Генерала. Своего человека, который при жизни слился со Стихией. О, Хаос, за что мне это?..
— А ты? — требовательно. Жестко.
— А я тебя провожу. — Устало. Безысходно. — Докуда дойти смогу…
Дергаю ошейник — с ненавистью, с напрасной злостью. Куда там! Не порвать его, не освободиться.
— А потом? — не понимает. Ох, Тиан, что же ты такой дурак-то?..
Не выдерживаю. Кричу.
— А что — потом?! Потом я умру или останусь в этой трижды проклятой деревне навсегда! Навечно! Ты разве не видишь, что ты… — Все-таки спохватываюсь. Успеваю. Поправляюсь. — Не видишь, что тебе подсунули?! Мне не уйти отсюда! Никогда не уйти. Я здесь даже мертвая останусь…
Не плачу. Баньши оплакивают своих людей — не себя. Не плачу.
— Ты извини, я… я сама виновата. Уходи, Тиан, не оглядывайся. Тут уж ничего не поделаешь, судьба такая… все в воле Ткачихи.
Мой человек вздрагивает. Странно, не думала, что ему что-то скажет это имя…
Тиан подходит ко мне, протягивает руки. Я хочу отстраниться, но не успеваю.
— Не надо, ты ничего не изменишь.
Тиан не слушает, берется за цепочку. Пытается расстегнуть замок — напрасно. Дергает, надеясь порвать. Цепочка натягивается, дрожит в его руках. Нет, не порвать тебе цепочку, не освободить меня. Не пытайся, Воин, не выйдет…
Цепочка дрожит, звенит тоненько. Слышится журчание воды, когда она выбивается из-под земли, струится, разливается…
Не твоя, Огненный, не твоя… не проси, не получишь… не твоя, не освободишь, не спасешь, не выйдет…
Цепочка звенит, натягивается, сдавливает мне шею. Тиан поспешно разжимает руки, увидев, как удавка впивается в кожу.
— Нет, Тиан. Будь я… — Прерываюсь, кашляю. — Будь во мне Огнь, хоть искра, магия отдала бы тебе твое по праву, отпустила бы тебя. Ты — душа Стихии, а цепочка заколдована фейри… твое право… было бы. Но Огнь — чужой мне, я не… — Снова кашляю. На лице Тиана — вина, тревога, упрек… — Не думай обо мне, уходи. Уходи. Люди ничего мне не сделают, не смогут. Главное — чтобы ты был. Жил. В безопасности. Тиан! Не смотри так!
Мой человек отшатнулся, отвернулся, прошелся по комнате. Я отметила, что в абсолютной темноте он совершенно не натыкается на предметы, стоящие в комнате. Ну да, Тиан ведь теперь и не человек вовсе… и его люди хотели удержать взаперти?!
— Ты моя жена, — внезапно произнес мой человек. Резко. Неуступчиво. — Я клялся перед Единым беречь тебя и защищать. Не бросать в беде и опасности.
О, нет… только не это… Тиан воспринял всерьез устроенный людьми нелепый балаган и ничего не значащие клятвы. Хаос, есть ли предел глупости смертных?
— Ты тоже клялась, — требовательно. — Хочешь бросить меня сейчас? Уйти из жизни?
— Я не бросаю. — Возражаю, уже не надеясь, что мой человек поймет и — прости, Тиан! — отстанет со своим ненужным благородством. Спорю уже просто из принципа. Такие, как Тиан, все решают для себя сами, и с намеченного пути их уже не столкнуть. Стихии, за что мне такое досталось?! — Я не бросаю. Позволяю оставить меня и уйти. Это другое.
— То же самое! — Человек кидается ко мне, хватает, именно хватает — грубо, болезненно. Заставляет взглянуть ему в глаза. В них Тьма и Пламя, я не могу выдерживать этот взгляд, но Тиан не отпускает. — Я. Тебя. Не. Оставлю. И не позволю уйти. Нас связал Единый, мы принесли клятвы, которые нельзя расторгнуть. Есть в тебе Огнь или нет — ты моя жена, Нара. Навсегда.
Дурак.
О, Хаос, какой он все-таки дурак… За что мне такое? Почему он не хочет понять, что клятвы напрасны, что не обрядами смертных связывать баньши? Что для Генерала Огня имеют значение только те обещания, которые идут из глубины сердца, остальное — пустой звук? Почему он верит всему этому фарсу?!
Почему он не хочет уйти и спастись?! Зачем ему все это? О, Стихии, не надо было ему говорить, надо было согласиться, уйти и умереть на границе деревни. Как это все было бы проще…
— Если ты не уйдешь, мы погибнем оба. Напрасно погибнем. Зазря. Так не должно быть, Тиан. Пойми, пожалуйста, что бы ни случилось со мной, главное — это ты.
Он отпускает меня так, словно ему больно меня касаться. Отворачивается, отходит. Что я сделала не так? Что не так сказала?
— Не надо.
— О чем ты, Берсерк?
Мой человек вздрагивает от этого обращения.
— Не надо, — повторяет он. — Не смей!
Я не смей?! Он сошел с ума?
— Не смей жертвовать ради меня! Хватит! Не нужно! — не крик, рычание. Мой человек в ярости. Почему? Что не так?
— Это не жертва, Тиан. Это мое решение. Мой выбор. Да что ты пристал ко мне, человек?! — сама кричу, но не хватает голоса. — Ты можешь хотя бы раз в жизни воспринять меня всерьез?! Поверить моим словам?! Просто поверить — и все?! Уходи, Тиан. Уходи…
— Я тебя не брошу. — Упрямо.
Вот и все. Все, что мой человек соизволил ответить на приказ своей баньши. Да неужели я так провинилась перед Ткачихой, что она назначила мне Род полоумных Воинов? О чем мне с ним говорить? Что у него есть долг? Что его ждут в Костряках? Что он кому-то в этой жизни еще нужен?
Может, и нужен, вот только я не знаю никого, кому он был бы нужен больше, чем мне…
Но этого я ему не скажу. Только хуже все сделаю. Ох, Тиан, как ты не понимаешь, моя жизнь держится только благодаря тебе? Не надо меня спасать, спасись сам — и все получится. Ох, Тиан… Не нужна мне твоя жалость, когда ты это постигнешь?!
— Уходи. — Устало. Нет больше сил. Ни на что нет сил.
— Ты меня настолько ненавидишь? — Очень грустно Тиан задал этот вопрос. С каким-то даже отчаянием. Да с чего он взял?!
— Нет. — И сил закричать в ответ тоже нет. И не будет. — Я говорила тебе когда-то, а ты не понял. Я существую только ради тебя. Только. А ты…
Хочу сказать: «а ты меня не любишь», но перехватывает горло. Все перед глазами затуманивается, и я чувствую, как где-то далеко-далеко мою нить вплетают в новый узор. Знать бы еще в какой…
— Не плачь, — просит. А я не плачу. Я… я не плачу. Баньши оплакивают только других, не себя. Тиан подходит ко мне, обнимает. Как ребенка, гладит по голове. Дурак. Какой ты дурак, мой человек, какой же ты дурак…
В его объятьях прекращаю всхлипывать, замираю. Я все-таки плакала… Какой позор. Но мой человек никогда не узнает, не поймет, не догадается, насколько я унизилась, позволив слезам выступить на глазах. Он не узнает…