Шантарам - читать онлайн книгу. Автор: Грегори Дэвид Робертс cтр.№ 269

Но теперь, окунувшись в пеструю шумную суету рынка, я смог сделать это. Я признал свою вину и почувствовал, как мое сердце раскрывается навстречу миру, освобожденное от груза страха, обиды и недоверия к себе. Я протиснулся между лотками, где велась оживленная торговля, и, подойдя к Абдулле, Викраму и Джорджам, я улыбался. Я ответил на их вопросы о Модене и поблагодарил Абдуллу за сюрприз. Он был прав – после этого я действительно простил ему все. И хотя я не мог найти слов, чтобы объяснить ему произошедшую во мне перемену, я думаю, он почувстввовал, что я улыбаюсь ему уже по-другому и что это объясняется тем ощущением покоя, которое родилось во мне в этот день и начало медлено расти.

Покров прошлого скроен из обрезков наших чувств и прошит нитями, которые не всегда разглядишь. Чаще всего лучшее, что мы можем сделать, – завернуться в него, прикрыв себя, или тащить его за собой в нашем стремлении вперед. Но все имеет свою причину и свое назначение. Зарождение каждой жизни, каждой любви, каждого действия, чувства и мысли имеет свои основания и призвано сыграть определенную роль. И порой мы понимаем их. Иногда мы видим прошлое очень ясно, и связи между отдельными его частями предстают перед нами так четко, что каждый шов, скрепляющий их, приобретает смысл, и мы читаем послание, зашифрованное в нем. В любой жизни, как бы полно или, наоборот, убого она ни была прожита, нет ничего мудрее неудачи и нет ничего яснее печали. Страдание и поражение, наши враги, которых мы боимся и ненавидим, добавляют нам капельку мудрости и потому имеют право на существование.

Деньги воняют. Пачка новых ассигнаций пахнет чернилами, кислотой и хлоркой, как полицейский участок, где берут отпечатки пальцев. Старые деньги, пропитанные надеждами и желаниями, имеют затхлый запах, как у засушенных цветов, слишком долго пролежавших между страницами дешевого романа. Если держать в помещении большое количество старых и новых денег – миллионы рупий, дважды пересчитанных и увязанных в пачки резинками, – оно начинает смердить. «Я обожаю деньги, – сказал однажды Дидье, – но не переношу их запаха. Чем больше я им радуюсь, тем тщательнее приходится после этого мыть руки». В бухгалтерии, куда стекалась вся выручка нашей мафии от обмена валюты, душной пещере в районе Форта, где жаркие лампы светили достаточно ярко, чтобы обнаружить любую фальшивую купюру, а вентиляторы над головой кружились достаточно медленно, чтобы не сдувать бумажки со стола, деньги пахли, как вымоченные в поту и выпачканные в кладбищенской грязи ботинки могильщика.

Через несколько недель после встречи с Моденой я выскочил из бухгалтерии Раджубхая, раскидал по сторонам дежуривших на площадке охранников – это была наша излюбленная игра – и с облегчением вдохнул относительно свежий воздух лестничной клетки. Когда я начал спускаться по ступенькам, меня окликнули, и, обернувшись, я увидел в дверях Раджубхая, главного счетовода мафии Кадера – точнее, мафии Салмана. Упитанный, лысеющий и коротконогий Раджубхай был, как всегда, одет в набедренную повязку и белую фуфайку. Он наполовину высунулся из дверей, потому что никогда не покидал помещения, пока не опечатывал дверь около полуночи. В глубине комнаты у него был оборудован персональный туалет, в дверях которого было вмонтировано зеркало одностороннего вида, чтобы он мог наблюдать за тем, что происходит во время его отсутствия. Он был счетоводом по призванию, лучшим в мафии, и к бухгалтерским книгам его приковывало не только сознание своего долга. За пределами бухгалтерии он был замкнутым, подозрительным и раздражительным сморщенным старикашкой. Но стоило ему войти сюда, как он на глазах расцветал, полнел и наливался уверенностью в себе. Можно было подумать, что это помещение оказывает физическое воздействие на его психику и всю жизнедеятельность: пока хоть часть его тела находилась здесь, вблизи от денег, ему сообщалась живительная энергия.

– Линбаба! – крикнула мне верхняя половина Раджубхая. – Ты не забыл про свадьбу? Ты придешь?

– Да, конечно, – улыбнулся я ему.

Я сбежал по трем маршам лестницы, не забыв помутузить охранников на каждом этаже. В конце переулка я обменялся улыбками еще с двумя, наблюдавшими за входной дверью. Я был в хороших отношениях с большинством молодых гангстеров. В бомбейском преступном мире водились и другие иностранцы – некий ирландец в мафиозном совете Бандры; свободный художник из Штатов, восходящая звезда наркобизнеса; голландец, сотрудничавший с бандами Кхара, и другие – но в мафии Салмана я был единственным горой. В то время национальная гордость возрастала, как новая виноградная лоза на выжженной пост-колониальной земле, и это были последние годы, когда иностранцы, похожие внешне и по звучанию на англичан, вызывали какой-то интерес и симпатию.

То, что Раджубхай пригласил меня на свадьбу дочери, было знаменательно: это означало, что я считаюсь в мафии «своим». Я много месяцев работал в тесном контакте с Салманом, Санджаем, Фаридом, Раджубхаем и другими членами совета. Паспортный отдел, которым я руководил, давал половину всей нашей валютной выручки. Мои контакты с уличными дельцами также вносили немалый вклад в общую копилку в виде золота, наличных и прочих материальных благ. Через день мы с Салманом и Абдуллой боксировали в спортзале. Благодаря личному знакомству с Хасаном Обиквой я наладил прочные отношения с черным гетто. Эта связь была полезна – она привлекала к нам новых людей, расширяла рынки сбыта и увеличивала казну. По просьбе Назира я принял участие в переговорах с проживавшими в Бомбее афганскими беженцами. Мы заключили с ними соглашение о том, что племена, селившиеся на афгано-пакистанской границе и добившиеся относительной независимости, будут поставлять нам оружие. Я пользовался у друзей-гангстеров уважением и авторитетом и зарабатывал больше, чем мог потратить, однако лишь после того, как Раджубхай пригласил меня на свадьбу дочери, я мог сказать, что стал полноправным членом мафии. Он был одним из старейшин совета, и это приглашение служило чем-то вроде официального подтверждения, что я принят в узкий круг посвященных. Ты можешь работать с ними и на них и заслужить их высокую оценку, но одним из них ты становишься только тогда, когда тебя позвали к себе домой, чтобы ты мог поцеловать детишек.

Я пересек условную границу Форта и приближался к фонтану Флоры. Рядом со мной притормозило свободное такси, водитель энергично жестикулировал, приглашая меня. Я отмахнулся от него. Он продолжал медленно ехать рядом со мной и, не зная, что я говорю на хинди, высунулся из окна и разразился бранью в мой адрес:

– Эй, белая свинья, ты что, не видишь, что такси свободно? Что ты болтаешься по улицам в такую жару, как потерявшийся белый вонючий козел?

– Кай паиджеи тум? – спросил я на маратхи. – Чего тебе?

– Кай паиджеи? – переспросил он ошарашенно.

– Что с тобой? У тебя проблемы с языком? – продолжил я на бомбейском просторечном маратхи. – Ты не знаешь маратхи? Что ты делаешь тогда в нашем Бомбее? У тебя что, козлиные мозги в твоей свинячьей голове?

– Аррей! – ухмыльнулся он и перешел на английский. – Ты говоришь на маратхи, баба?

– Гора черра, кала ман. – Белое лицо, темное сердце, – ответил я, похлопывая по соответствующим частям тела. Я перешел на хинди, использовав наиболее вежливую форму обращения, чтобы польстить ему. – Я белый снаружи, братишка, но внутри я индиец. Я просто гуляю в свое свободное время. Почему бы тебе не поискать иностранных туристов и не оставить бедных индийских долбоебов вроде меня в покое?