Еще раз хихикнув, Марго схватилась за край кровати, чтобы
встать, и тут увидела, что на ее деревянном днище лежит бумажка. Ценник, что ли,
из матраца выпал? Или инструкция по эксплуатации, говорят, иностранцы любят
прилагать их даже к туалетной бумаге… Марго протянула руку, взяла бумажку. Это
был обрывок газеты: правый верхний угол первой страницы (были видны дата и
номер выпуска, дата, кстати, стояла вчерашняя). Ну и зачем Афа спрятала этот
обрывок под матрац? На случай, если в стране кончится туалетная бумага?
Марго перевернула находку на другую сторону. И обнаружила
нечто интересное. На белом пространстве – тех пяти сантиметрах, которые не
покрыты типографской краской – мелким неразборчивым почерком было написано
несколько предложений.
Чтобы прочитать их, Марго пришлось включить настольную лампу
и напрячь зрение. Оказалось, что на обрывке газеты написано следующее: «Тебе
угрожает страшная опасность! Эта сука что-то заподозрила! Подробнее расскажу
при встрече. Встретимся сегодня у тебя в три часа. Будь одна. Если опоздаю,
подожди. Дверь не запирай. До свидания». В конце сего послания стояла
замысловатая закорючка, наверное, подпись. И больше ничего.
Значит, Афе на самом деле грозила опасность! И кто-то из
девочек об этом знал! Но откуда? Кто? И к чему эти игры в шпионов? Зачем
наводить тень на плетень? Можно было просто отвести Афу в сторону, и рас…
Вдруг сердце Марго бухнуло и заколотилось. Она поняла
«зачем»! Кто-то из девочек написал эту записку, чтобы заманить Афу в ловушку! А
затем убить!
Митрофан
Митрофан вернулся домой в восьмом часу вечера. Он был
измотан, голоден, зол. И если с усталостью можно побороться, приняв контрастный
душ, а с голодом справиться при помощи отцовского рассольника, то злость
невозможно было заглушить ничем!
Рванув с плеч ветровку, Митрофан прошествовал на кухню.
Окатив руки под краном, он взял кастрюлю с еще теплым супом и начал хлебать
его, не отходя от плиты, черпая густой рассольник половником. К черту ложки,
тарелки, салфетки! К черту все!
Наевшись, Митрофан плюхнулся на табурет в углу кухни, бросил
на подоконник папку с делом (до этого он держал ее подмышкой), прислонился
затылком к холодной стене. Успокоиться, надо успокоиться, иначе давление
подскочит до ста восьмидесяти, и завтра он не сможет встать с кровати… Хм… А
это, пожалуй, наилучший выход… Заболеть, чтоб это поганое дело взял кто-нибудь
другой! Чтобы кто-то, а не старший следователь Голушко, рылся в грязном
проституточном белье! Заболеть, а выздороветь только тогда, когда убийца
двуликой красотки будет найден…
Но Митрофан знал, что никогда так не сделает – никогда не
спихнет на другого начатое дело. И даже если завтра его давление зашкалит за
сто восемьдесят, он все равно пойдет (поползет) на работу и будет разбираться в
этом поганом деле!
Митрофан покосился на папку, раздумывая, почитать материалы
или нет, но решил, что не стоит – он и так знал все, что там имелось. И это все
было даже хуже, чем они с Лехой предполагали.
Итак, Людмила Ильинична Харитонова была элитной проституткой
по кличке Афродита. Несколько лет (с двухгодичным перерывом на командировку в
Германию) трудилась в борделе «Экзотик», действующим под вывеской «Клуб по
интересам». Бордель сей держит бывшая путана Мадам Бовари… Мадам Бовари! Надо
же! Митрофана всегда поражала тяга проституток к громким иностранным именам.
Все они, даже вокзальные шалавы, желали именоваться Эльвирами, Анжеликами, Симонами.
Особо наглые называли себя Клеопатрами и Жозефинами. А среди бандерш были очень
популярны клички с титулами: Маркиза Помпадур, Леди Винтер, Королева
Шантеклера…
Тьфу на них! Не будем отвлекаться! – одернул себя
Митрофан. – Вернемся лучше к Мадам Бовари!
Открыла гражданка Мышкина (по паспорту именно Мышкина) свой
притон в 1999 году при поддержке мужа Мышкина Алексея Сидоровича по кличке
Моцарт. Сей господин, очень известный в криминальных кругах вор, ныне отбывает
семилетний срок в известной по песне Круга Владимирской тюрьме. Покойная
Афродита когда-то была любовницей Моцарта и общалась с ним очень близко. Даже в
день ареста была при нем. Не пострадала при перестрелке только потому, что
спряталась за свою подругу, погибшую в тот же день под пулями…
Эти факты стали известны старшему следователю Голушко из
разговора с коллегой – капитаном Ленским, в свое время занимавшимся делом
Моцарта. От него же он узнал о том, что «Экзотик» не просто бордель, а элитный
бордель, клиентом которого можно стать только по рекомендации одного из
постоянных гостей. Мало того, «Экзотик» указан в секс-путеводителе по России, и
славится своими девочками не только в родном городе, регионе, стране, но и за
границей. При этом деятельность борделя так законспирирована, а Мадам Бовари
так тщательно хранит секреты (свои, своих проституток, клиентов, покровителей),
что никто толком не знает, сколько человек на нее работает, сколько она платит
за законную крышу (в криминальной крыше жена Моцарта не нуждается) и кому…
Естественно, в международное гнездо разврата под названием
«Экзотик» придется идти ему, Митрофану Голушко – больше некому! И идти надо
завтра, чтобы времени не терять.
А хуже всего то, что эта стреляная воробьиха Мадам Бовари
терпеть не может ментов, засадивших ее драгоценного муженька за решетку,
поэтому на разговор по душам можно не рассчитывать.
Пока Митрофан размышлял на эти далеко не приятные темы,
время перевалило за девять. Скоро спать – а отца еще нет! Как пить дать, у
очередной дамы сердца завис… С ним такое иногда бывало. Конечно, теперь Базиль
не тот ходок, что раньше, но даже в неполные семьдесят лет старший Голушко был
весьма активен. Секс раз в неделю – это обязательно! По мнению Базиля, именно
регулярные занятия любовью позволяют сохранить молодость и здоровье. Секс, а не
раздельное питание, голодание, отказ от табака, алкоголя, холестерина! Об этом
он постоянно твердил сыну, надеясь, что тот закончит, наконец, влачить
монашеское существование и заведет постоянную любовницу. Эх, если бы отец знал,
что у Мити не бывает даже случайных женщин, он пришел бы в ужас! Ему не понять,
что Митрофан так обжегся на кипятке, что теперь на воду дует…
Под кипятком младший Голушко подразумевал свою бывшую
супругу Сонечку, жизнь с которой до сих пор представлялась Митрофану сплошным
кошмаром! Полугодичным кошмаром! Главное, Митрофан сам не мог понять, что его
так ужасало в Соне. Жена не делала ничего, что могло бы взбесить любого другого
мужчину. Более того, она выполняла свои женские обязанности с большой охотой и
душой (за исключением супружеских – ночами она любила декламировать стихи, так
что на любовь времени не оставалось!), старалась угодить, развлечь,
посочувствовать. Но почему-то именно эта готовность услужить, эта мягкость, эта
правильность его бесили больше всего! А еще он ненавидел ее пироги! Каждый
вечер, поглощая Сонино печево, он мечтал об отцовских супах, незамысловатых
запеканках, макаронах по-флотски…
Каждую ночь грезил о спокойном сне, без звукового
сопровождения.