Аннет и Мишелю, в отличие от очень, очень многих других, повезло. Дело в том, что все это время их искал отец — искал и нашел. Теперь детей нужно было вызволить. Через посредника ему удалось подкупить французских чиновников, и Аннет с братом из «Дранси» перевели в другой перевалочный пункт — в самом городе, на Монмартре. Там он тоже сумел «договориться» с охраной и забрал сына с дочерью. Аннет и Мишеля спрятали в католическом сиротском приюте. У большинства других детей такого спасителя, который помог бы им, не оказалось… И будем откровенны: если бы отцу Аннет и Мишеля не удалось избежать облавы 16–17 июля, они тоже почти наверняка оказались бы в одном из семи эшелонов, которые ушли из «Дранси» в Освенцим, увозя осиротевших детей на смерть.
Одетт Далтроф-Батикль вспоминает, что перед отправкой им обрили головы. «Это было ужасно… Помню одного маленького мальчика с длинными светлыми локонами, который говорил: “Моей маме так нравятся мои волосы, что мы их не стрижем…” Потом я увидела его обритого. Малыш был в полном отчаянии… Для детей, особенно для девочек 10–12 лет, это бритье стало настоящим унижением»18.
Нельзя не сказать о том, что во Франции звучали протесты против депортации евреев, в первую очередь из уст священнослужителей. 23 августа архиепископ Тулузы Жюль-Жеро Сальеж выступил с пастырским посланием, в котором, в частности, было сказано: «Нашему времени предназначено быть свидетелем трагического спектакля, в котором к детям, мужчинам и женщинам, отцам и матерям относятся как к стаду скота, когда членов одной семьи разлучают друг с другом и отправляют в неизвестном направлении…»19 Протест выражали и другие церковные иерархи, в том числе архиепископ Марселя, но от папы Пия XII этим чувствам не прозвучало ни слова публичной поддержки, и сострадательные протесты французских клириков пропали втуне.
К концу 1942 года из Франции в Польшу были депортированы 42 500 евреев. Премьер-министр правительства Виши Пьер Лаваль не пропускал ни одного случая, чтобы не дать понять — он доволен результатом. «Лаваль никак не упомянул о давлении со стороны немцев, — сообщили американцы, встречавшиеся с ним в августе 1943 года. — Он откровенно заявил, что евреи-иммигранты всегда были проблемой для Франции. Правительство радо, что изменение отношения немцев к ним дало Франции возможность избавиться от евреев»20.
Отношение французских властей к преследованиям и депортации евреев разительно отличается от отношения их южных соседей — итальянцев. Многие ли знают, что фашистский режим Бенито Муссолини не занимался депортацией итальянских евреев? Ситуация изменилась только летом 1943 года, после смещения Муссолини с поста премьер-министра и последующей оккупации Италии Германией. Любопытно отметить, что, хотя Гитлер, обратив внимание на приход Муссолини к власти в 1922 году, вдохновился его примером в создании национал-социалистического движения, среди итальянских фашистов было много евреев. В частности, министром финансов в кабинете Муссолини с 1932 по 1935 год являлся Гвидо Юнг. Одной из ближайших соратниц Муссолини и его любовницей на протяжении 25 лет была Маргарита Царфати, по отцу еврейка. Тем не менее, несмотря на все это, мнения об отношении дуче к евреям и о степени его антисемитизма в этот период противоречивы21. Наверняка можно сказать одно: какими бы ни были взгляды Бенито Муссолини, они не мешали ему работать с евреями и даже делить ложе с еврейками.
То, что чернорубашечники дуче терпимо относились к итальянским евреям, возможно, и неудивительно. Во второй половине XIX века евреи сражались на стороне Джузеппе Гарибальди, великого героя Италии и образца для подражания Муссолини, в борьбе за объединение страны, и после победы гарибальдийцев официальная дискриминация итальянских евреев прекратилась. Теперь они могли занимать даже высшие государственные посты. Например, Джузеппе Оттоленги в 1902 году стал военным министром, а Алессандро Фортис в 1905-м премьер-министром.
Открыто антисемитским режим Муссолини стал только в конце 1930-х — после того, как итальянский диктатор решил установить прочную дружбу с гитлеровской Германией. В 1938 году был принят целый ряд законов, ущемляющих права евреев, в том числе признававший незаконными браки между ними и неевреями. Тогда же последовало введение запрета на службу евреев в вооруженных силах. Тем не менее подоплеку всего этого искать нужно скорее в оппортунизме, нежели в глубоком антисемитизме. Несомненно, среди итальянских фашистов были и ярые антисемиты, но большинство населения страны с трудом понимало, почему их соседи-евреи вдруг должны стать жертвами преследований. При этом даже фашистская администрация демонстрировала существенную гибкость в применении антисемитских законов (например, в июле 1939 года была создана комиссия, которая имела право «ариизировать» отдельных евреев, преимущественно тех, кто мог за это хорошо заплатить).
Вступление в 1940-м Италии в войну не ознаменовалось массовой активизацией преследований итальянских евреев, хотя полиция начала интернировать евреев-иностранцев, живущих в стране. На оккупированных итальянской армией территориях политика в отношении местных евреев была относительно мягкой. В частности, в Хорватии, где итальянская армия заняла бо́льшую часть побережья, ее военнослужащие подчас защищали евреев от усташей — членов хорватской фашистской ультраправой националистической организации, отличавшихся ярым антисемитизмом. В 1942 году правительство Анте Павелича согласилось с тем, что оставшихся в живых евреев надлежит депортировать из страны, но несколько тысяч, казалось бы, уже обреченных нашли убежище в зоне итальянской оккупации. Немцы попросили Муссолини распорядиться о сотрудничестве, и тем не менее итальянские власти в Хорватии тянули с принятием этого решения и находили все новые причины, по которым якобы не могут удовлетворить все требования немцев22.
В ноябре 1942 года в ответ на высадку союзных войск в Северной Африке немцы оккупировали всю территорию Франции, и с этого момента власть правительства Виши стала чисто номинальной. В это же время они согласились с тем, что Италия направит свои войска в восемь французских департаментов, которые раньше контролировали вишисты, близ Средиземноморского побережья. Это привело к прямой конфронтации между итальянской и французской администрациями, в ходе которой проявились два совершенно разных подхода к судьбе евреев. Генерал Карло Аварна ди Гуалтиери заявил, что итальянцы будут стараться управлять этой территорией Франции на основании гуманных законов23. Реализуя этот план, его подчиненные препятствовали желанию вишистов преследовать евреев. В частности, итальянцы разрешили евреям-иммигрантам остаться жить на побережье (по правилам марионеточного режима их следовало депортировать в глубь территории) и отказались выполнить требование французов ставить в документах евреев особый штамп. Французские власти этот более «гуманный» подход к решению «еврейского вопроса» не приветствовали. Пьер Лаваль неоднократно выражал неудовольствие поведением итальянцев и даже просил немцев оказать для восстановления контроля над этими территориями соответствующую поддержку24.
Чем же можно объяснить «гуманизм» итальянцев на оккупированных территориях? Отчасти тем, что те хотели показать — со своими немецкими союзниками они являются равноправными партнерами и угроз не потерпят. В отличие от французов итальянцы были не побежденной нацией, вынужденной вступить с немцами в такие отношения, которые будут диктоваться с позиции силы, а гражданами страны гордой и независимой, сознательно выбравшей роль активной участницы войны. Кроме того, Италия, опять же в отличие от Франции, приняла не так много евреев-иммигрантов, и итальянцев никогда не учили ненавидеть евреев, как это делали в Германии. На занятых ими территориях итальянцы могли предоставить евреям защиту без особого риска для себя. Так почему бы и не помочь? Конечно, это не означает, что итальянские солдаты были святыми, и доказательств этому немало25.