Холокост. Новая история - читать онлайн книгу. Автор: Лоуренс Рис cтр.№ 122

Примерно через три недели жизни в Биркенау Израэль Абелец стал свидетелем одного драматического события, которое убедило его, что матери, отца и младшего брата уже нет в живых. Вечером 2 августа он услышал крики, плач и лай собак. Шум доносился со стороны цыганского сектора, находившегося недалеко от их барака. А утром в лагере уже не было ни одного синти и рома. За ночь всех их, около 2800 человек, уничтожили. «Тогда я понял, — говорит Израэль, — что, раз нацисты так поступили с цыганами, они и с нами так поступят. Или уже поступают… И постепенно до нас дошло, что тех, кто не может работать, отправляют в газовые камеры».

Все лето 1944 года Израэль прожил в секторе Биркенау, который он называет трудовым резервом. Там регулярно проводились отборы — узников забирали на принудительные работы либо в главный лагерь, либо куда-то еще. Теперь, когда Израэль понял, что в Биркенау есть газовые камеры, он отчаянно стремился выбраться из Освенцима II — всегда вызывался добровольцем, когда речь заходила об очередном наборе рабочих. Но его не выбирали. Израэль был маленьким даже для 14-летнего, и предпочтение отдавали тем, кто повыше и посильнее.

Абелец тревожился все больше. И не только потому, что все еще оставался в трудовом резерве, но и потому, что слабел. «Еды не просто недоставало… Рацион был на грани выживания. И самым гнетущим чувством помимо страха смерти был голод. Он подавлял все остальное, все человеческие эмоции… Ты становишься собакой, которая ищет пропитание»15.

Так прошло три месяца. А потом мальчик увидел новый зловещий знак. Рядом с их бараком немцы установили ростомер. Тех, кто достигал отмеренной ими метки, отправляли в одну группу, а кто оказывался ниже — в другую. Израэль не смог дотянуться до метки, и был отправлен во вторую группу. Здесь были преимущественно подростки в возрасте от 12 до 16 лет, которые прошли предварительный отбор по прибытии, потому что, как заметил Абелец, на «рампе» всегда были исключения — и для людей старшего возраста, и для молодежи.

Группе, в которой оказался Израэль, сказали, что их отправят в детский лагерь, и там с ними будут обращаться намного лучше. Абелец этому не поверил. Кое-кто из их группы обещаниям тоже не поверил, но Израэль полагает, к тому времени они уже были в таком отчаянии, что просто сказали себе — бесполезно. «Бесполезно бороться, мы сдаемся или что-то типа того. Были такие, кто бросался на проволоку под током и погибал. Они просто больше не хотели так жить… они сдавались. Нет смысла жить. Конечно, это была жуткая ситуация. Люди, которые являлись частью семьи, жили с родными, внезапно оказались брошены в самый страшный круг ада… Твой народ травят газом. Это была не постепенная трансформация, а внезапная. И для людей это оказывалось таким шоком, что они просто не могли его вынести… Как я помню, истерик не было. Люди принимали то, что может с ними произойти. Такая судьба… Никаких воплей не было. Да, однажды ночью, когда узников загоняли в газовые камеры, я слышал какие-то крики. А вообще-то в чем смысл кричать? Кому кричать? Ты смиряешься с неизбежным. Что, осужденный на смерть будет кричать всю ночь в своей камере? Не думаю…»

И все-таки решивший во что бы то ни стало выжить, Израэль воспользовался неразберихой, возникшей в ходе селекции, и сумел перебежать на нужную сторону. Он затесался в группу, прошедшую отбор, но это оказалось лишь краткой передышкой. Вскоре после этого Израэля забраковали на очередной селекции, но он спасся и на этот раз — теперь потому, что начал плакать и уговаривать эсэсовца: «Я гожусь для работы!.. Я могу работать!..» Капо ударил Израэля и приказал замолчать, но эсэсовец возразил: «Оставь его». В результате немец взял кого-то другого — взял вместо Израэля. «Не понимаю, почему меня пощадили… Но это произошло. У меня было ощущение, что мне Богом суждено выжить. У меня тогда появилась уверенность, что уцелеть удастся. После того как я прошел несколько отборов, у меня всегда сохранялось это ощущение… Я остался жить благодаря ряду случайностей».

Тем не менее Израэль Абелец полагался не только на внутреннее убеждение, что ему Богом суждено выжить. Он полагался и на себя. А еще на брата… «Со мной был старший брат. У нас два года разницы… Так вот он больше сочувствовал другим. У меня никогда не было такого отношения. Я был гораздо эгоистичнее. Например, помню, кто-то из детей утром расплакался из-за того, что ночью у него украли пайку хлеба. Хотел есть. Брат дал этому мальчику кусок хлеба… Я сказал ему: “Зачем ты отдаешь? Ты не обязан так делать”, а брат ответил: “Ему нужно больше, чем мне…” Это меня всегда в нем восхищало…»

Да, Израэль Абелец был удачлив и сообразителен. Может быть, поэтому и дожил до освобождения лагеря?.. Впрочем, избавиться от мучительных переживаний о том, как все это происходило, он не смог. «Не знаю, что с этим делать… Вряд ли был такой день, когда я ложился в постель, не мог заснуть — по той или иной причине — и передо мной не всплывали лица детей, обреченных на смерть. Я размышлял о том, что они могли чувствовать в свои последние минуты?.. Когда оказывались в газовой камере и ее уже заполнял “циклон Б”… Когда они уже не могли дышать… Они понимали, что задыхаются… Что они вспоминали? О чем думали?..»

Кошмары реальности Освенцима заставили многих пересмотреть отношение к догматам веры. «Сразу после депортации я стала безбожницей, — говорит Рут Матиас, венгерская еврейка, отправленная на восток в 1944 году. — Мой отец никому не причинил зла, а с ним поступили так жестоко, и не только с ним — со многими людьми, в том числе с маленькими детьми, невинными младенцами. Я видела своими глазами, как их хватали за ноги и с размаху били головой о стену… Да, теперь я атеистка». В Освенциме Рут стала свидетельницей того, как разрушаются традиционные семейные ценности. «Я видела, как одна девочка била свою мать. Мать ничего не ела, всю свою пайку отдавала дочке, но при этом, если сама съедала хоть ложку баланды, дочка ее била… Женщина защищала свою дочь, злилась, когда кто-то пытался вмешаться: “Не лезьте! Я не голодна”»16.

Скоро венгерские евреи узнали, что нацисты отбирают узников для работы на заводах и шахтах не только неподалеку от Освенцима, но и в районах старого рейха. Конечно, уже несколько лет базовым принципом идеологии НСДАП являлось освобождение этих территорий от евреев, но сейчас им было необходимо восполнить нехватку рабочих рук. Разумеется, в отличие от евреев, трудившихся в непосредственной близости от Освенцима, евреи, работавшие в рейхе, оказывались далеко от газовых камер Биркенау. Все они тем не менее голодали и болели, терпели побои и унижения. Многие из них все равно умирали, хотя и вне орбиты Освенцима.

В то время как в Биркенау прибывали венгерские евреи, в главном лагере пытался выжить Тадеуш Смречиньский. Большинство поляков, с которыми он попал в Освенцим несколько недель назад, уже задохнулись в газовых камерах. В начале июля 1944 года Тадеушу показалось, что пришла и его очередь. Эсэсовцы отправили группу из нескольких сотен человек маршем в Биркенау, и Смречиньский оказался среди них. «Никто не знал, что нас ждет впереди. Мы шли в окружении охранников. Один из моих друзей сказал, что, если нас поведут к газовым камерам, надо попробовать напасть на них… Лучше мгновенная смерть от пули, чем долгая и мучительная в душегубке»17.