Дети мои - читать онлайн книгу. Автор: Гузель Яхина cтр.№ 101

Изначально рассчитанная на пять дней, операция растянулась на восемь с половиной месяцев. Начавшись с арестов отдельных германских подданных, она переросла в охоту на крупные диверсионные группы и террористические организации, состоящие из советских немцев. Список контингентов, “используемых германской разведкой” и, следовательно, подлежащих проверке, НКВД создал с воистину немецкой аккуратностью: обозначил всех, кто мог иметь хоть малейшее отношение к теме, включая расплывчатый и позволяющий самые вольные интерпретации пункт “Связи”. Проверка развернулась по всей стране, в первую очередь – на промышленных, оборонных, железнодорожных предприятиях, а также в местах компактного проживания немцев: начиная с Украины, Азово-Черноморского побережья, Крыма и заканчивая Казахстаном, Сибирью и Немреспубликой в Поволжье. Были раскрыты и обезврежены “Национальный союз немцев на Украине”, “Немецкая шпионско-диверсионная организация на железнодорожном транспорте”, “Группа немцев-студентов Саратовского медицинского института”; прогремели на всю страну дела “Враги”, “Родственники”, “Наследники”… Счет арестованных шел на десятки тысяч.

Неожиданный размах, который приобрело предприятие, требовал изменения механики процесса: скоро дела по национальной линии стали рассматриваться не в единичном порядке, а в “альбомном”. Документация по отдельным обвиняемым, включая предлагаемый местным руководством НКВД и прокуратурой приговор, сшивалась в толстые “альбомы” и высылались в Москву, на рассмотрение наркому Ежову и прокурору СССР Вышинскому, – те для ускорения утверждали приговоры также поальбомно, то есть оптом.

Никто – ни сам вождь, ни Ежов – не отдавал распоряжения о переходе к “альбомному” принципу в немецкой операции: система сделала это сама, в порядке инициативы снизу. Это беспокоило вождя. Как и маниакальная ретивость, развившаяся в последние месяцы на местах: выписанные лимиты на чистку по национальной линии постоянно превышались, местные УНКВД жадно требовали их увеличения; самовольно расширяли перечень подлежащих проверке контингентов; фальсифицировали документы, заключая под стражу и выдавая за националов другие контингенты (трудпоселенцев и бывших зэка); самостийно, безо всяких приказов сверху, начали две национальные операции, изначально не предусмотренные в генплане: финскую в Ленобласти и Карелии, румынскую на Украине… Что это было? Кадровый застой и массовое оглупление, оборачивающее служебное рвение в ложь и самодурство? Грызня за власть на местах, незаметно расшатавшая систему снизу и чреватая выходом из-под контроля?

Вождь оторвал глаза от бурлящей рыбьей массы и огляделся. Что происходило там, за едва шевелящимися на ветру пихтовыми иголками, за кавказскими хребтами, за калмыцкими степями – в стране? Уже несколько месяцев он жил, не понимая и, главное, не ощущая этого. Словно онемел невидимый, но очень важный орган. Или – словно мускулистый конь под седлом вдруг обернулся бесплотной тенью: попробуй дотронуться – рука провалится в пустоту. Хотя чувства его были в последнее время напряжены до предела – он обостренно воспринимал не только окружающий мир, его цвета, звуки и запахи, но даже сигналы внутри собственного организма: резкие сокращения сердечной мышцы, пульсирующий ток крови по артериям и венам, трение костной головки о хрящ, скольжение комочка слюны по пищеводу. Сегодня, к примеру, чувствовал, как что-то беспрестанно и мучительно шевелится под диафрагмой. Сначала грешил на муки творчества, затем – на плохо переваренный ужин или желудочный полип, а сейчас осенило: возможно, это просто беспокойство? Беспокоит страна, ставшая внезапно неощутимой и не беспрекословно послушной?

Вождь кинул последний кусок полюбившемуся карпу-бойцу; ополоснул руки во все еще бурлящей воде бассейна, отряхнул с колен крошки, поднялся на ноги. Подал пальцем знак, и через пару мгновений рядом возник повар (на этот раз он бежал то ли по самому краю дорожки, то ли и вовсе по воздуху; как бы то ни было, гравий под его ботинками не хрустел). Остро пахнуло кухней – горчицей и перегретым подсолнечным маслом. Вождь брезгливо дернул ноздрями.

– Вот этого богатыря мне на обед приготовишь, с драным плавником, – сказал, указывая на бойца.

И ушел в дом – работать.

Всего в бассейне обитало двадцать три карпа. Четыре особи оказались крупными и с ломаными спинными плавниками. Как определить, какая именно рыбина глянулась вождю? И повар принял мудрое решение – зажарить всех четырех.

Пока рыбины, истекая прозрачным жиром, томились на чугунной сковороде, щедро присыпанные рубленым чесноком и молотым перцем, вождь читал итоговый отчет по немецкой операции. Осуждено в альбомном порядке по немецкой линии – 55 005 человек. Три пятерки – прекрасная рифма. Из них приговорено к высшей мере – 41 898 человек. Уж лучше бы написали – 77 процентов: две семерки – еще одна рифма, не менее звонкая. Вождь закрыл папку. В документе все было в точности так, как он и предполагал. Фантазией нарком Ежов не отличался, это успокаивало. Зато отличался работоспособностью, совершенно фантастической для своего чахлого, с генетической гнильцой, тела: параллельно с немецкой операцией вел две другие, не уступающие по масштабности, – польскую и харбино-японскую; да еще горстку более мелких: эстонскую, латышскую, китайскую, болгарскую, македонскую, афганскую…

Благодаря неустанному усердию наркома все тюрьмы Советского Союза в конце весны тридцать восьмого были забиты политическими; мест для обычных уголовников катастрофически не хватало. А в Центральном аппарате НКВД лежали, ожидая своего часа, более ста тысяч нерассмотренных дел – несколько тонн альбомов по национальным линиям. Пенитенциарная система не справлялась: заглатывала больше, чем могла переварить, и скоро грозила захлебнуться. Пришла пора притормозить – дать стране остыть и прийти в себя после медицинских процедур, вновь обрести чувствительность к узде и управляемость.

В целом вождь был удовлетворен результатами немецкой операции, хотя она и привела к осложнению отношений с Германией: пять из семи немецких консульств были закрыты еще в прошлом году, а к марту нынешнего германское посольство объявило о закрытии остававшихся двух, в Новосибирске и Киеве, в ответ потребовав ликвидации советских консульств в Гамбурге, Кёнигсберге и Штеттине. Правильность и даже необходимость действий советского руководства подтверждали цифры: если в целом по стране за последние полтора года было осуждено и приговорено к различным мерам наказания всего около одного процента жителей, то в немецкой автономии – целых полтора. Даже среди своих, ручных советских немцев оказалось в полтора раза больше врагов – вот она, благодарность Немреспублики своему крестному отцу! Что уж говорить о немцах настоящих…

Карп был подан вождю еще дымящимся, с долькой лимона в презрительно сжатой пасти. На плите, прикрытые стеклянными крышками, ожидали еще три рыбины – на случай, если хозяин не признает в искусно уложенной на тарелке тушке своего избранника. Но все обошлось: вождь взял приборы и задумчиво застыл над рыбьим телом. Вынул лимон из горячих губ, еще час назад хищно раскрытых и подвижных; всунул палец внутрь, нащупал мелкие твердые зубки. Ковырнул вилкой золотистую жареную кожицу, приоткрыв перламутрово-белые волокна мышц. Есть не хотелось вовсе: шевеление под диафрагмой продолжалось – уместить в желудок еще и карпа, увесистого, маслянисто-тяжелого, было невозможно.