Стоунхендж - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Никитин cтр.№ 76

— Как раз возле коней тебя и ждут, — крикнул калика в ответ. — Непонятно?

Томасу было понятно, но только когда бросал коней, сердце всякий раз обливалось кровью. Он углубился за каликой в чащу, проломился через кусты, долго бежал по жутковатым полянам, а земля все время дергалась, как пугливый конь, из темноты высовывались жуткие когтистые лапы, хватали, из-за деревьев сверкали желтые глаза, а страшные голоса выли свирепо и

кровожадно.

Он потерял направление, начал задыхаться, когда калика перешел на шаг. Небо начало светлеть, Томас сперва решил, что глаза привыкли к лунному свету, но это серело небо. К своему изумлению понял, что они бежали почти всю ночь. Или немалый клок ночи.

— Ночная Ворона? — спросил он.

— Может быть, — пришел издалека ответ. — Но вряд ли...

Томас сказал со злостью:

— Странное у тебя чувство юмора. А почему бы и Ночной Вороне землю не потрясти?

— Извини, сэр Томас. Я думал о другом.

— О Высоком и Вечном?

— Как унести свои шкуры.

— Еще не унесли?

— Если верить оберегам...

— Черт бы побрал твои обереги! Уж и соврать не могут.

Они не прошли еще и полмили, когда Томас ощутил, как земля начала вздрагивать снова. В этот раз дрожала словно бы от тяжелого конского топота. Если, конечно, еще существуют на земле кони размером со скалы. И таких коней-скал, судя по земной дрожи, двигалось в тяжелом галопе не меньше дюжины.

Калика снова побежал. Томас не отставал, крикнул на бегу:

— Лес не остановит?

— Таких ничто не остановит.

— Кто... они?

— Знать бы, что за силы из преисподней вызвали Тайные на этот раз.

— А мне бы не знать, — крикнул Томас, от него шли клубы пара, — и не видеть! Что-то с каждым днем все радостнее жить...

Лесная тропка, по которой бежали, вывела к стене особенно толстых приземистых деревьев с опущенными до земли ветвями. Когда протиснулись между стволов, весь дремучий лес неожиданно остался за спиной, а впереди распахнулся непривычный простор. Впереди было чистейшее из всех озер, какие Томас только видел на своем веку. Вода была ровной, зеркальной, в ней плыли по синему небу оранжевые облака, с криками носились ласточки.

В другое время даже у Томаса, равнодушного к красотам природы, он чувствовал, защемило бы сердце от сказочной красоты озера с его прозрачной водой, розовыми скалами, блестящими камнями на берегу, похожими на спины неведомых зверей...

Но в горле хрипело, сердце колотилось, выламывая ребра. В боку кололо, будто при каждом движении там шевелился, углубляясь в живую печень, острый наконечник копья. Ноги подламывались, он не понимал, зачем калика его тащит, зачем понукает, кричит злым сорванным голосом на ухо.

Надо драться до конца, орал калика. До конца, по Томасу, это повернуться к преследователям и вытащить меч, пока может вытащить. И умереть красиво, хоть никто и не видит, что печалит больше всего. По калике, что Томас понимал умом, но не сердцем, надо убежать, чтобы уцелеть и победить чуть позже...

Чистейшая вода разлетелась под их ногами осколками хрусталя. Брызги едва не зашипели на раскаленных лицах и доспехах. Они неслись, вздымая холодную мокрую пыль, вода разлеталась с такой мощью, что бежали почти по сухому.

— Мель... — прохрипел Томас.

— Дальше...

— За...чем...

— Чую...

Они пробежали еще сотни две шагов, прежде чем вода достигала коленей. Преодолевая сопротивление воды, они двигались вглубь озера. Томас оглядывался, выворачивая голову на преследователей, как вдруг возглас Олега заставил обернуться.

В глубине озера сквозь толщу воды виднелся резной конек, какой русичи ставят на крышах. Присмотревшись, Томас различил даже крышу. В прозрачной светлой воде можно было пересчитать гонту — деревянные дощечки, плотно подогнанные одна к другой внахлест, чтобы дождь сбегал, не попадая в жилище...

— Вперед! — потребовал Олег сорванным голосом.

— Это... чары?

— Это больше чем чары!

Вода еще не дошла до пояса, когда Томас увидел впереди обрыв, что уходил в темную глубину.

— Я не смогу плыть в доспехе!

— Надо...

Томас остановился, повернулся к преследователям и с усилием потащил через голову свой страшный двуручный меч. Враги бежали по воде широкой цепью, охватывая их с боков.

Вдруг сильная рука ухватила Томаса за плечо. Он потерял равновесие, невольно сделал шаг назад, еще один и... под ногой не оказалось опоры! Он повалился навзничь, расплескал волны, а когда холодная вода хлынула в шлем, забарахтался в страхе утопнуть, как мышь в бочке с вином, когда рыцарь должен гибнуть в жестокой схватке в красивой позе и с именем лучшей из женщин на замирающих устах...

Он падал в бездну, тяжелые доспехи тянули, как наковальню. Дыхание задерживал сколько мог, но после такого бега его надолго не хватит, и грудь наконец взорвалась, он непроизвольно вздохнул, в рот хлынула вода, он закашлялся, и понял, что умирает позорной смертью, недожив, недолюбив, недодравшись...

Очнулся, когда те же руки трясли его за плечи. Томас закашлялся снова, выплюнул остатки воды. Выблевался, словно с великой пьянки, подумал вяло. Голова кружится, ноги все еще дрожат. Где он?

Застонал, поднялся на колени. Он был в каком-то непривычно светлом помещении со стенами из свежеотесанных бревен. Приятно пахнет древесной смолой, лесным медом. Похоже на полдень летнего жаркого дня. Доносятся и запахи леса, трав. Краем глаза он замечал какие-то полупрозрачные фигуры, что немедленно исчезали, едва он начинал всматриваться. От них шел чистый ясный свет.

Томас обеими руками придержал голову, ее качает, как будяк на ветру, выговорил с трудом:

— Где я?

Не удивился, услышав знакомый голос. Удивился бы, не услышав:

— Во граде Китеже, сэр рыцарь.

Томас потряс головой, как собака, выбравшаяся из воды. С него еще текло, но в доспехах вода не плескалось, хотя за панцирем что-то слегка щекотало, запутавшись в мокрой рубахе. Под ногами была лужа, свежеоструганные доски приятно поскрипывали. На стыках блестели янтарные капельки смолы.

— А как же... Мы вроде бы тонули...

— А мы и есть на дне озера, — услышал хладнокровный ответ.

Свет раздражал глаза, Томас прикрыл глаза ладонью. Полупрозрачные фигуры одна за другой исчезли, словно растворились в слепящем свете, зато запахи стали еще сильнее. В потускневшем мире Томас наконец сумел рассмотреть свое окружение.