Стоунхендж - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Никитин cтр.№ 109

У нее руки тряслись, когда он поставил гнездо на землю. Во рту сразу появилась слюна. Она сказала укоряюще:

— А птицу зачем убил?

— Она сама покончила с собой, когда я отобрал яйца.

Яиц было шесть штук, она выпила свои три с такой скоростью, что едва не проглотила и скорлупу. Томас швырнул ей птицу. Обрывать перья с еще теплой было мучением, пальцы почти не гнулись, а холод забился вовнутрь и время от времени тряс ее, как разъяренный медведь грушу..

Томас жарил, насадив тушку на длинный прут, Ярослава поворачивалась то одним боком, то другим. Его вязаная рубашка дымилась, в воздухе уже угрожающе пахло паленой шерстью.

— Спалишь рубаху, — пообещал он, — убью.

Она отодвинулась, глаза не отрывались от птичьей тушки. Запах жареного мяса уже потек по тесной избушке. Она шумно сглотнула слюну.

— Уже готово...

— Внутри мясо сырое.

— Но она все время ужаривается, вон какая маленькая!

Он подумал, сдернул с вертела тушку.

— Ты права. Пожирать с кровью тебе подходит больше.

Мощным рывком разорвал птицу. Яра почти выхватила свою половину. По пальцам побежал сок, она жадно подхватила струйку языком, с чмоканьем облизала. Мясо обжигало пальцы, аромат был одуряющим. Она слышала рычание, когда вгрызлась в мясо, не сразу сообразила, что рычала сама.

Томас сожрал свою половинку мгновенно. Ей показалось, что не осталось даже самых мелких косточек. Потом он на миг исчез из круга света, а голос из темноты велел:

— Держи!

Она не успела понять, что держать, как ей прямо в лицо полетел ком мокрого белья. Мокрого и отвратительно холодного. Она задохнулась от возмущения.

— Что это?

— Твое платье, — объяснил он любезно. — Ты собираешься жить в моей рубахе? Если не развесишь свой мешок для просушки, завтра пойдешь в мокром.

Он опять был прав, хотя свою правоту выказал в своей обычной, по-мужски свинской манере. Яра поспешно проглотила последний кус мяса. Платье было отвратительно холодное, с него все еще текло. Она распяла его на стене — жар от очага, сложенного из широких камней достигал хорошо, к утру высохнет.

Когда обернулась, Томас невозмутимо раздевался. Она замерла, возмущенная и восхищенная в то же время. Его широкая, как дверь, грудь блестела в капельках влаги. Пластины мускулов были, как латы римских легионеров, и в поясе он был тонок, но и там тугие мышцы теснились крутыми валиками. Узкие бедра переходили в длинные стройные ноги. Он был чересчур по-мужски силен.

— Ты как хочешь, — сказал Томас, стягивая сапоги, — но я сейчас завалюсь спать.

Она оторвала взгляд, чувствуя себя виноватой, пошла расправлять платье по бревенчатой стене, хотя оно висело как нельзя лучше. За спиной слышала, как шелестели его брюки: намокли и стягивались с трудом, он ругался сквозь зубы.

Отвернувшись, он прилаживал на стене брюки, цепляя за выступы, а Яра снова обратила взор к очагу. Однако его спина, покрытая буграми мышц, как-то снова оказалась перед ее глазами, и сейчас, когда эти мышцы двигались, шевелились, жили своей жизнью, она ощутила, как наконец кровь ее разогрелась, прилила к щекам.

Томас наконец повернулся, а Яра поспешно уронила взгляд. Еще решит, что она бесстыжая. Томас пощупал камни, скривился, но лег, потом с облегченным вздохом растянулся во всю длину. Руки закинул за голову, от чего могучие мышцы груди вздулись, а живот провалился. На волосатых ногах исчезали, испаряясь, капельки влаги.

Яра спросила настороженно:

— Ты собираешься спать на этих камнях?

— Нет, если ты придумаешь что-то лучше.

Она обвела отчаянным взглядом тесную избушку. Летучая мышь смогла бы зацепиться под потолком, а жуки-дровосеки находят приют прямо в бревнах, но ей больше придумать вот так сразу что-то трудно.

— А где лягу я?

— Ну... несмотря на твои объемы, мы можем кое-как уместиться на этих камнях.

Она зло посмотрела на его очень серьезное лицо, где в синих глазах поблескивали насмешливые огоньки.

— Я не лягу с тобой!

— Как хочешь, — сказал он безучастно. — Хотя костер скоро погаснет, а ночь холодная. Ты даже не прогрелась как следует. К утру будешь кашлять кровью.

Внезапная дрожь прошла по телу. Яра ощутила, что в самом деле холод не весь ушел из нее. Но каменная постель была так узка, что рядом с этим самонадеянным мужиком, наглым и неотесанным, несмотря на свое высокомерие, осталась узкая полоска. А тут еще не может оторвать глаз от его могучего тела, твердого, как будто вырезали из старого дуба и отполировали и покрыли лаком, горячего, пахнущего зовущим мужским ароматом, ее сердце начинает стучать чаще, а кровь переполняет вены, горячей тяжестью отзывается в низу живота!

— Дура, — сказал он устало, — У меня есть дама сердца. У меня есть даже невеста! Настоящая благородная леди, которая ждет.

Она ощутила, как по сердцу прошла холодная волна. Непослушными губами сказала глухо:

— Ну и что? Ты ведь мужчина.

— Я едва жив, поняла?.. Я устал, чтобы даже думать о тебе как о женщине. А самое главное, в моих глазах ты совсем не женщина.

Рассерженная, она подошла ближе, избегая смотреть на него, осторожно опустилась на край. Он со вздохом, выказывая терпение по отношению к тупоголовой дуре, протянул руку и подгреб ее ближе. Ее голова оказалась на его плече, он придерживал ее обеими руками. Его тело было горячим, и Яра напомнила себе, что только для этого она и легла: сохранить тепло, ведь костер уже угасает, и чем они ближе друг к другу, тем теплее.

Ее грудь упиралась ему в бок, а ноги касались его горячих мускулистых ног, покрытых жесткими волосами. Запах мужчины обволакивал ее, кровь бросилась к щекам, а уши запылали так, что он мог ощутить жар. Ее щека чувствовала его плотную кожу. Обе руки она держала между ними, все-таки какой-то барьер, но и там она чувствовала кончиками пальцем тугие волоски.

Костер уже догорел. От россыпи багровых углей вся избушка была в темно-красном свете. Тени двигались, перескакивали со стены на стену, тянули к ним угрожающе растопыренные лапы. Воздух был чуть теплый, но, если сравнить с тем холодным ужасом за стенами, просто горячий. К тому же снаружи доносилось то пугающее уханье филина, то чей-то жуткий крик, то треск, словно медведь уже ломился в избушку.

— Ты спишь? — спросила она тихо.

— О Пресвятая Дева! Что ты хочешь?

— Да так... Спи.

Он недовольно хрюкнул, но глаза не открыл. Яра не двигалась, чувствовала, что ее тело все еще напряжено до предела. Лицо Томаса было совсем рядом, она всматривалась в него без помех. Он уже заснул, твердые складки у губ слегка смягчились. Он не красавец, напомнила она себе настойчиво. Даже в спящем слишком много силы, звериной мощи, готовности дать сдачи. Ресницы длинные, как у женщины, но один шрам рассекает бровь, другой идет через левую скулу, а третий, самый глубокий, портит щеку.