Семь дней творения - читать онлайн книгу. Автор: Марк Леви cтр.№ 45

– Вы мешаете мне вести! – рыкнул Пильгес, поворачивая зеркало по-своему. После этого он откинул правый противосолнечный щиток с зеркальцем и с облегчением положил руки на руль.

Машина свернула с шоссе 101 на стрелку «Аэропорт». Через несколько секунд Пильгес заехал на стоянку перед «Шератоном».

Директор отеля оставил для них сьют на шестом, верхнем этаже. Их зарегистрировали как Оливера и Мери Свит – это Пильгес постарался, растолковав, что фамилии «Доу» и «Смит» только привлекают внимание. Перед уходом он посоветовал «Свитам» не высовываться из номера и питаться там же, заказывая еду. Он оставил им номер своего пейджера и предупредил, что приедет завтра к полудню. Если им станет скучно, они могут приняться за составление отчета о событиях недели, чтобы освободить от лишней работы его. Лукас и София так прочувствованно его благодарили, что он смутился, напустил на себя суровость и был таков. В десять часов вечера «Свиты» остались в роскошном номере одни.

София отправилась в ванную, Лукас улегся на кровать, вооружился пультом и принялся прыгать с канала на канал. Телепрограммы быстро вызвали у него зевоту, и он выключил телевизор. Из-за двери ванной раздавался плеск воды: София принимала душ. Лукас уставился на носки своих ботинок, разгладил брюки, выровнял на штанинах складки. Потом встал, открыл и тут же снова закрыл мини-бар, подошел к окну, приподнял жалюзи, осмотрел безлюдную стоянку и снова улегся. Его внимание поочередно привлекли собственная вздымающаяся и опадающая в ритме дыхания грудная клетка, абажур ночника, пепельница, ящик ночного столика. В ящике обнаружилась книга с эмблемой отеля на обложке, он взял ее и стал читать. Первые же строки повергли его в ужас. Он продолжил чтение, все быстрее переворачивая страницы. На седьмой он возмущенно вскочил и забарабанил в дверь ванной.

– Можно мне войти?

– Сейчас! – крикнула София, надевая халат. Открыв дверь, она наткнулась на Лукаса, пылавшего праведным гневом.

– Что с тобой? – испуганно спросила она.

– Что за неуважение друг к другу! – Он показал ей книжку и продолжил, тыча пальцем в обложку: – Этот Шератон полностью передул книгу Хилтона! Я знаю, о чем говорю, это мой любимый писатель!

София взяла у него книгу и тут же отдала.

– Это Библия, Лукас! – сказала она, пожимая плечами. Видя его непонимающее выражение, она огорченно произнесла: – Не важно…

Она не смела признаться, что голодна, но он сам догадался, увидев, как она листает меню доставляемых в номер блюд.

– Кое-что мне хотелось бы уяснить раз и навсегда! – заговорила она – Почему здесь указаны часы? Что из этого следует? Что после половины одиннадцатого утра они запирают кукурузные хлопья в сейф до рассвета следующего дня? Странно, не правда ли? А если человеку захочется хлопьев в половине одиннадцатого вечера? Смотри, с блинами та же история! И вообще, достаточно измерить длину шнура фена в ванной, чтобы все понять: тот, кто это придумал, был лысым, иначе не заставлял бы несчастного постояльца прижиматься спиной к стене!

Лукас обнял ее и привлек к себе, чтобы успокоить.

– Ты становишься требовательной! Она покрутила головой, краснея.

– Может быть.

– Ты проголодалась!

– Еще чего!

– Я уверен.

– Разве что немного пожевать, только чтобы доставить тебе удовольствие.

– Какие хлопья ты предпочитаешь: «Фростиз» или «Спешиэл Кей»?

– Те, которые громче всего хрустят.

– Рисовые «Криспиз»! Будет сделано.

– Без молока!

– Принято, – кивнул Лукас, снимая трубку.

– А сахара, наоборот, побольше!

– Будет тебе сахар.

Он повесил трубку и сел рядом с ней.

– Себе ты ничего не заказал? – удивилась она.

– Нет, я не хочу есть.

Она расстелила на кровати полотенце и поставила на него принесенную еду. Съев одну ложку сама, она заставляла съесть другую Лукаса, тот не отказывался. В небе полыхнула далекая вспышка молнии. Лукас встал и задернул занавески, потом снова растянулся с ней рядом.

– Завтра я придумаю, как нам от них сбежать, – пообещала София. – Должен же существовать какой-то способ!

– Ничего не говори, – прошептал Лукас. – Мне бы хотелось несчетных воскресений, полных восторгов, хотелось бы уверенности, что у нас впереди целая жизнь вместе, но нам ведь остался один-единственный день, и я хочу, чтобы мы провели его вдвоем.

Полы халата на Софии начали расходиться, он снова их запахнул, она прикоснулась губами к его губам и прошептала:

– Ангелу хочется падения…

– Нет, София, крылышки, вытатуированные у тебя на плече, слишком идут тебе, я не хочу, чтобы ты их опалила.

– А я хочу!

– Не так, не так…

Он нащупал выключатель лампы. София прижималась к нему все сильнее.

В своей больничной палате Матильда тоже выключила свет. Еще этим вечером она засыпала над кроватью Рен… Колокола собора пробили двенадцать раз.

И была ночь, и было утро…

Она на цыпочках подкралась к окну. Лукас еще спал. За занавесками вставало ноябрьское утро, сквозь туман просачивались солнечные лучи. Она оглянулась и застала Лукаса за потягиванием.

– Ты спала? – спросил он.

Она завернулась в халат и прижалась лбом к стеклу.

– Я заказала тебе завтрак, они сейчас постучатся. Я иду собираться.

– Это так срочно? – спросил он, ловя ее за руку и привлекая к себе. Она села на край кровати и запустила пальцы ему в волосы.

– Знаешь, что такое Башер? – спросила она.

– Звучит знакомо, где-то я, кажется, об этом читал… – проговорил Лукас, морща лоб.

– Я не хочу, чтобы мы расставались.

– София, нас настигает ад, у нас есть только сегодняшний день, нам некуда бежать. Останемся здесь и проживем вдвоем отпущенное нам время.

– Нет, я им не подчинюсь. Я – не пешка на их шахматной доске, я хочу придумать не предусмотренный ими ход. В гуще невозможного всегда кроется невероятное.

– Ты говоришь о чуде, а это не моя епархия…

– Зато моя! – И она встала, чтобы открыть дверь официанту. Подписав счет, она закрыла дверь и сама прикатила столик на колесах на середину спальни.

– Теперь я слишком далека от их мыслей, чтобы они могли меня услышать, – сказала она, насыпая в миску хлопья. Потом она опорожнила подряд три пакетика с сахаром.

– Ты действительно не хочешь молока?

– Нет, спасибо, с молоком слишком мягко, не хрустит.