Собрав сто кораблей, Гамилькар, сын Гисгона, командующий морскими силами Карфагена, привел их в гавань в 10 милях от Утики. Корабли медленно плыли весь день, и римляне тщательно подготовились к отражению атаки. Сципион велел убрать назад, к берегу, все боеспособные корабли, а впереди "против принятого в морских битвах обыкновения" (Тит Ливий) выстроить в четыре ряда грузовые корабли. Так прямо в море выросла крепость. Тысяча солдат дожидалась в ней прибытия карфагенского флота; дротики и копья припасены ими были без счета. Фланги римского флота упирались в берега бухты, и карфагеняне не могли его окружить. Когда же они пошли в атаку, писал Тит Ливий, "началось нечто совершенно не похожее на морское сражение и скорее напоминало нападение кораблей на городские стены". После долгой борьбы карфагеняне зацепили железными крюками шесть десятков грузовых кораблей и доставили их в виде трофеев в столицу. Однако этим их успех и ограничился. Карфагеняне не сумели уничтожить римскую эскадру Война в Африке продолжалась.
Теперь условия диктовал Сципион. Он требовал, чтобы карфагеняне вывели войска из Италии, отказались от Испании, освободили все острова Средиземного моря, выдали флот, вернули пленных и перебежчиков и уплатили крупную контрибуцию. Последней надеждой Карфагена оставался Ганнибал. Вскоре предложение о мире было отвергнуто. Перепуганные власти потребовали от Ганнибала вернуться.
Как писал Тит Ливий, Ганнибал возвращался, "скрежеща от гнева зубами". С ним было 8 тысяч солдат — в основном наемники из Италии. Перед отъездом Ганнибал провел некоторое время в Кротоне — греческом городе, расположенном на восточном берегу Бруттия. Судьба этого города словно предвещала судьбу Карфагена. Когда-то Кротон процветал; это был один из крупнейших городов Великой Греции. Здесь находилась школа прославленного философа и математика Пифагора. Теперь Кротон умирал. В нем жило не более 20 тысяч человек, наследников давно померкшей славы. Мощное кольцо стен еще окружало Кротон, но многие дома в нем — иногда целые улицы! — уже пустовали. Мостовые поросли травой; колонны храмов растрескались; по вечерам мрачными тенями проносились летучие мыши. "Та же судьба ждет Карфаген", — думал, наверное, Ганнибал, понимая, что его италийский поход близится к концу.
Он покидал Италию, непобежденный и проигравший все. По словам Аппиана, Ганнибал сжег "четыреста городов и в одних битвах погубил 300 тысяч человек", но так и не нашел себе надежных союзников. В тех общинах, что покорялись Ганнибалу, менялась власть. Управление, финансы, суд переходили в руки неопытных выскочек. Вместо того, чтобы помогать Ганнибалу, они принимались сводить счеты со своими соседями. Часто общины оставались верны Риму только потому, что боялись нескончаемых междоусобиц, которые могла пресечь лишь верховная власть Рима.
Ни одна область целиком не перешла на сторону Ганнибала. Всюду у римлян оставались сторонники. Они угрожали пунийцам. Любые победы Ганнибала моментально превращались в поражения, стоило ему покинуть местность, где он победил. Вслед Ганнибалу туда проникали римские отряды. Когда он возвращался, они вновь отступали без боя. Рим вел войну на истощение. По словам историка, "твердая прежде почва превращалась под ногами Ганнибала в зыбучий песок". Еще Полибий, подводя итоги войны, отмечал, что "преимущества римлян состояли в неистощимости запасов и в численном перевесе их войска".
Тит Ливий, описывая отъезд Ганнибала, заставил его произнести речь, которая еще много веков будет кружить голову романтикам, мечтающим о лаврах великого полководца. Герой, преследуемый врагами и не понимаемый соотечественниками, сказал якобы следующее: "Теперь уже не обиняками, а явно отзывают меня те, кто уже давно побуждал меня покинуть Италию, не давая присылать подкрепления и деньги, так что победил Ганнибала не римский народ, столько раз битый и обращенный в бегство, но карфагенский совет недоброжелательством и завистью".
В переводе на поэтический язык эта речь могла бы звучать так: "Но продуман распорядок действий, и неотвратим конец пути. Я один, все тонет в фарисействе". Так и видишь, как со слезами на глазах прощается со страной своей мечты — Италией — тот, для кого "двуногих тварей миллионы" — всего лишь подручное средство, орудие в его политических целях.
Автор самой известной биографии Ганнибала на русском языке И. Ш. Кораблев (Шифман) писал: "Несправедливость этих обвинений очевидна: на протяжении всей войны в карфагенском совете господствовали сторонники Баркидов — противники мира, направлявшие все усилия государства на борьбу с Римом, прежде всего на поддержку самого Ганнибала".
Перед отъездом Ганнибал, замыкая цепь жестокостей, совершенных им на земле Италии, собрал своих союзников — италиков, воевавших с ним, а теперь остающихся на родине, — и велел всех их прирезать, "чтобы такие храбрые люди не оказались полезными для римлян" (Аппиан). По словам Тита Ливия, резня произошла в священном месте — в храме Юноны. Воистину, если бы у Ганнибала было больше войск, он не оставил бы в Римской республике ни одного человека, истребив всех. Одноглазый Ганнибал был гениальным полководцем и величайшим убийцей. "Наших же пленных бросал он во рвы и реки, проходил по ним, как по мостам, других же бросал под ноги слонам, иным же приказывал вступать в единоборство друг с другом, ставя братьев против братьев и отцов против сыновей", — обличал его подвиги Аппиан.
Сенаторы Рима стерли память о пребывании Ганнибала в Италии, объявив амнистию всем народам, которые перешли на его сторону. Прошлое было прощено. Жестоко наказали лишь тех, кто до конца был предан врагу: их изгоняли из родных городов или истребляли. В число изгоев попали жители Кампании и Бруттии.
Ганнибал уже не мог ничего изменить. Грандиозный замысел завоевать Италию потерпел неудачу. Борьба была бесполезна. Последний верный помощник и брат, Магон, во время возвращения домой умер от тяжелой раны, полученной в Лигурии. Все, что мог теперь сделать Ганнибал, — это разбить африканскую армию Сципиона, и тогда можно заключить мир, сохранив прежние границы страны.
Возвращение на родину началось с мрачного знамения. Когда показался берег Африки, Ганнибал велел матросу влезть на мачту и посмотреть, куда направлен нос корабля. На берегу виднелась разоренная гробница. Туда, на смерть, корабль вез Ганнибала и его солдат.
Все складывалось для него некстати: зависть знатных карфагенян, ненависть взбунтовавшихся нумидийцев, жажда мести римлян и даже немилость родной природы, помогавшей Сципиону — не Ганнибалу, который не был на родине более тридцати лет.
Решающее сражение состоялось 19 октября 202 года до нашей эры на равнине между городами Зама и Нарагарра в пяти днях пути от Карфагена. По преданию, Ганнибал перед началом сражения пытался вступить со Сципионом в переговоры, но успеха это не принесло (многие современные историки считают этот рассказ выдумкой). Великий воин смиренно говорил римскому консулу: "Надо же было судьбе допустить и такую насмешку, чтобы, взявшись за оружие в консульство твоего отца… я теперь, безоружным, пришел к его сыну просить мира… Чем я был при Тразимене и при Каннах, тем сейчас являешься ты… Всякому счастью, чем оно больше, тем менее следует верить… Мы не отказываемся признать вашим все, из-за чего началась война, Сицилию, Сардинию, Испанию и все острова, находящиеся между Африкой и Италией… Я, Ганнибал, прошу мира" (Тит Ливий). Сципион хотел большего, но добыть новых уступок можно было только мечом. "Вероятно, Ганнибал, — предположила Т. А. Бобровникова, — принял бы теперь любые условия. Но Карфаген никогда не пошел бы на это. Оставалось принять вызов".