110
Вскоре частокол ужасных столбов закончился, и Сергей увидел стоявший рядом с кипарисовой рощей дом. Он был обнесен высоким каменным забором и производил впечатление надежной крепости.
– Это мое жилище, – сказала Глоссария.
– Хорошая дачка. Зелени много.
– И мух тоже.
Завидев мать, из ворот выбежали дети. Их было четверо в возрасте от пяти до десяти лет.
– Мам, а чего это ты его не убила? – спросил самый старший мальчик.
– Сама не знаю, – призналась Глоссария.
– Убей его сейчас. Не тащить же человека под свою крышу…
– Что-то ты больно разговорчив, мальчик, – вмешался Сергей, поскольку эта тема ему не нравилась.
От такой дерзости пленника мальчик онемел. Но вдруг глаза его сверкнули огнем, и, приблизив к Тютюнину свое лицо, носившее следы явно аномального происхождения, пацан прошипел:
– Я еще сожру твои кишки…
– Ладно, Гарри, где отец? – перебила его Глоссария.
– В амбаре заперся. Воет.
– Опять воет, – вздохнула Глоссария и, соскочив с коня, отдала поводья Гарри, а трофейного черного жеребца досталось повести второму мальчику, который ничего не говорил и только изредка облизывал губы змеиным языком.
– Клаус, Эсмеральда, идемте домой, – позвала Глоссария двух самых маленьких. – А тебя, – обратилась она к Сергею, – я запру в амбаре.
– Но там же папа, мамочка! – напомнила крохотная Эсмеральда.
– Ничего страшного. Они оба безобидны. Даже слишком…
Тютюнина провели через просторный двор и заперли в большом сарае.
Снаружи лязгнули крепкие засовы, и он понял, что на какое-то время оказался в относительной безопасности.
Оглядевшись, Сергей обнаружил висевшие под потолком связки лука и прошлогодней кукурузы. Здесь же валялись сломанные лопаты, топоры без топорищ, несколько ржавых подков и десятка два запыленных седел.
«Понятно», – сказал себе Тютюнин, догадываясь о происхождении седел.
– Пить будешь? – прозвучало совсем рядом. Сергей вздрогнул.
– Пить, спрашиваю, будешь? – снова спросили Серегу, и на этот раз он увидел сидевшего у стены худощавого незнакомца с всклокоченными волосами и слегка выдвинутыми вперед челюстями.
– Ты кто? – спросил худощавый.
– Здравствуйте.
– Что-то я не понял – ты глухой или идиот?
– Меня зовут Сергей Тютюнин.
– Похоже, и то и другое, – поставил диагноз худощавый. – Пить будешь, идиот?
– Вообще-то мне нельзя, – ответил Сергей и тут же добавил:
– Здесь нельзя.
– А чем тебе здесь не нравится? – Худощавый обвел взглядом пространство сарая. – Здесь тихо и чисто. Здесь.., просто выть хочется. Веришь?
– Верю.
– Ну тогда присаживайся. Составишь мне компанию, а пить я буду один.
– Не возражаю, – сказал Сергей и, подойдя к незнакомцу, присел на перевернутый ящик.
– Надолго к нам? – спросил хозяин сарая, наливая в стакан какой-то мутной жидкости.
– Пока не знаю. Это как Глоссария решит.
– Тогда ты… – Незнакомец залпом осушил стакан и громко икнул. – Тогда ты покойник при отягчающих обстоятельствах.
Тютюнин ничего на это не сказал, поскольку, наоборот, считал, что худшее позади. После небольшой паузы, во время которой худощавый наливал очередную дозу, он спросил:
– А вы, извиняюсь, кто будете?
– Теперь уже никто, – неопределенно ответил худощавый и снова выпил. – Теперь уже никто, – повторил он с надрывом и шмыгнул носом, – а раньше.., раньше я был драконом. Настоящим драконом, с тремя головами, зубищами, как у саблезубого тигра, и крылья имел с изменяющейся геометрией. А теперь видишь что со мной произошло…
С этими словами худощавый вскочил на ноги и, задрав грязную майку, продемонстрировал выпирающие ребра.
– Здорово. Мне нравится, – сказал Сергей, желая приободрить дракона.
– Да ты что! – вскинулся дракон. – Ты не понял, что со мной произошло?!
– Думаю, вы долго болели, – простодушно ответил Тютюнин.
– Что? – Дракон посмотрел на Сергея сумасшедшими глазами и, опустив майку, сел на прежнее место. – Это ты правильно сказал, парень. Я долго болел.
– Зато у вас есть дом, семья. Детки послушные.
– Это только видимость, потому что семья для меня как камень на шее. Я ведь по природе своей свободный охотник.
– Ваша жена показалась мне интересной женщиной. Ей, наверно, и тридцати не стукнуло?
– Двадцать восемь… – буркнул дракон и после недолгого раздумья добавил:
– Когда я ее украл, ей было всего восемнадцать. Красавица была писаная. Поначалу думал, сожру ее к зимним праздникам. У нас же, у драконов, употреблять девушек в пищу положено по диетическому порядку, но она меня провела.
– Как же? – заинтересовался Сергей.
– Не догадываешься? – грустно усмехнулся дракон.
– Нет.
– Сексом, дружок, сексом. Мне еще мама в детстве говорила: как поймал красавицу принцессу, так жри на месте и не слушай, что скажет, потому что соблазнит в момент. Я не послушался матери, и вот… – Дракон вздохнул и налил себе еще. – По правде говоря, Глоссария дело свое знала. Такая женщина может убедить любого, что он без нее никак. А я оттягивал праздничную трапезу, думал, завтра сожру, послезавтра сожру… Хотелось все попробовать, у нас ведь, у драконов, с этим делом все намного прозаичнее, не то что у людей… – Дракон выпил, вытер тонкие губы ладонью и продолжил рассказ:
– Потом, когда я уже решил, что все – пора заканчивать этот медовый месяц, Глоссария мне заявляет, что, дескать, доигрались. В интересном я, говорит, положении. А я сам себе думаю – а уж в каком я интересном положении, ведь в ней дите мое, а у нас, у драконов, что бы там люди о нас ни врали, свои принципы имеются. Так и осталась жить у меня. Думаю, родит сыночка, а уж потом я с ней все вопросы порешаю. Ну и что же ты думаешь?
– Что?
– Родился Гарик – старший мой, а эта.., порочная женщина снова меня взяла в оборот. Веришь, только на нее и работал. Сил в соседнюю деревню слетать, попугать народишко, и то не оставалось. Однако, когда я снова собрался было ее сожрать, она уже снова была беременна… И, что самое плохое, парень, она же стала детей настраивать против меня. Против родного папы! – Дракон ударил себя кулаком в грудь и закашлялся.
– Пить будешь? – снова спросил он, махнул рукой и налил только себе. Подняв стакан повыше, он посмотрел его мутное содержимое на свет и сказал:
– Если бы не эти грибочки, я бы на себя уже лапы наложил. А так, примешь на грудь, и словно все силы вернулись. Кажется, захочу – и снова встану на крыло, взлечу к облакам и курлы-курлы, потянусь на юг с осенним караваном.